Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Орден Феникса.

И что, что, что означала эта вопилка? Чей голос так зловеще, так грозно прогремел в кухне?

Почему он все еще вынужден торчать здесь в полном неведении, ни малейшего понятия не имея о том, что происходит? Почему все обращаются с ним как с непослушным ребенком? Не используй магию, не выходи из дома…

Проходя мимо своего школьного сундука, он в сердцах пнул его, но это не помогло: злость не прошла, а к боли во всем теле добавилась еще и боль в отбитых о чемодан пальцах ноги.

Гарри сердито захромал к окну, и в комнату, как маленькое привидение, с мягким шелестом крыльев влетела Хедвига.

- Явилась! - буркнул Гарри, когда она уселась на клетку. - Брось эту дрянь, у меня есть для тебя работа!

Хедвига укоризненно взглянула на него своими большими круглыми янтарными глазами поверх дохлой лягушки, которую держала в клюве.

- Иди сюда, - позвал Гарри, взяв со стола три маленьких пергаментных свитка и привязывая их кожаным ремешком к чешуйчатой лапе совы. - Отнесешь это прямо в руки Сириусу, Рону и Гермионе. Не вздумай возвращаться сюда без настоящих писем, клюй их, пока не напишут хорошие длинные ответы. Поняла?

Хедвига негромко ухнула, не выпуская лягушку из клюва.

- Тогда лети, - сказал Гарри.

И сова улетела. Как только она скрылась, Гарри, не раздеваясь, рухнул на кровать и уставился в темный потолок. Вдобавок ко всем прочим горестям он теперь чувствовал себя виноватым перед Хедвигой - он был груб с совой, а за что? Ведь в доме четыре по Привит Драйв она была его единственным другом. Но он решил, что обязательно извинится перед ней, когда она вернется с ответами от Сириуса, Рона и Гермионы.

А они просто обязаны тотчас же ответить ему; ведь на него напали дементоры, не могут же друзья просто взять и отмахнуться от этого! Скорее всего, когда он проснется завтра, его уже будут ждать три исполненных сочувствия длинных письма - конечно же, с планами, как его немедленно переправить в Нору. И на этой успокаивающей мысли Гарри окутал сон, заглушив все его переживания. *** Но на следующее утро Хедвига так и не вернулась. Гарри провел весь день в своей спальне, выходя лишь в туалет. Три раза тетя Петуния пропихнула в его комнату еду - через кошачий лаз, который дядя Вернон проделал в двери еще три года назад. Всякий раз, как Гарри слышал ее шаги, он пытался докричаться до нее и расспросить про вопилку, но с тем же успехом он мог бы поговорить с дверной ручкой. Все остальное время Дерсли старались держаться подальше от его спальни; впрочем, Гарри не очень-то и хотелось общаться с ними. Очередная ссора не привела бы ни к чему хорошему - разозлившись, он опять не удержался бы от какого-нибудь заклятия.

Так прошло целых три дня. Временами на Гарри накатывало какое-то беспокойное возбуждение; он принимался бесцельно расхаживать по своей спальне из угла в угол, не находя никакого применения кипевшей в нем энергии и злясь на весь мир: ну почему, почему его бросили здесь одного - изнывать от тоски и мучиться неизвестностью? А иногда он часами в полнейшей апатии валялся на кровати, оцепенело уставившись в одну точку и чувствуя непреодолимый ужас при одной только мысли о слушании в Министерстве.

Что будет, если его все-таки не оправдают? Что будет, если его исключат и сломают пополам его палочку? Что тогда делать, куда идти? Не возвращаться же, в самом деле, к Дерсли и жить в этом доме - теперь, когда он уже узнал другой мир… свой мир, настоящий мир… Может быть, переехать к Сириусу, как тот предлагал ему год назад - прежде, чем был вынужден бежать от Министерства? Но разрешат ли Гарри жить там одному - он ведь еще несовершеннолетний?… Или… или даже то, куда ему теперь отправляться, будут решать за него?… А вдруг его нарушение Международного Статута Секретности было настолько серьезным, что Гарри теперь упрячут в Азкабан? Всякий раз при этой мысли Гарри вскакивал с кровати и вновь начинал взволнованно расхаживать по спальне.

На четвертый вечер после того, как улетела Хедвига, у Гарри наступил очередной приступ полнейшей апатии; с совершенно пустой головой он лежал на кровати, тупо глядя в потолок, когда в спальню вошел дядя Вернон. Гарри равнодушно покосился на него: дядя Вернон надел свой лучший костюм, а физиономия его выражала безграничное самодовольство.

- Мы уезжаем, - сообщил он.

- Что?

- Мы - то есть твоя тетя, Дадли и я - уезжаем.

- Отлично, - равнодушно отозвался Гарри, вновь уставившись в потолок.

- Не вздумай выходить из спальни, пока нас не будет.