Тартюфовъ пришелъ прежде всѣхъ, пилъ чай, съ французскою водкою, и злословилъ, въ то время, когда Кохтинъ явился въ ихъ общество. Онъ началъ тѣмъ, что всѣхъ женщинъ и дѣвушекъ вздумалъ цѣловать въ губы, говоря, что это старинное Русское обыкновеніе, а онъ Рускій, и иностранцамъ подражать не хочетъ. Съ этимъ-же подошелъ онъ къ Софьѣ, которая, какъ можно себѣ вообразить, не привыкши къ такому странному обращенію, покраснѣла, смѣшалась, и отошла отъ него. Потомъ, не смотря на тѣсноту комнаты, и не спросивъ позволенія, набилъ и закурилъ онъ трубку, запивая пуншемъ, который, по приказанію хозяйки, тотчасъ ему подали.
Терпѣніе Софьи истощилось. Злословіе Тартюфова, наглость Кохтина, глупое болтанье женщинъ, и сильная головная боль, отъ табачнаго дыма, въ маленькой, душной комнатѣ, заставили ее воспользоваться первою возможностію, когда всѣ сѣли играть въ ламутъ и бостонъ, и оставишь это пріятное общество. Она ушла къ себѣ въ комнату, гдѣ бросилась на постелю и, нюхая спиртъ, чтобы облегчить головную боль, раскаявалась, что не поѣхала въ Пріютово къ Катеринѣ, на время отсутствія Свіяжской. Надежда Весталкова не играла въ карты, и замѣтивъ, что Софья ушла изъ гостиной, тотчасъ явилась къ ней. Она нашла ее въ слезахъ; по Софья, сама стыдясь слабости своей, скоро ободрилась, и очень была рада предложенію Надежды: идти къ Кирбитовой, которая жила черезъ нѣсколько домовъ отъ нихъ и, но нездоровью своему, отказалась отъ приглашенія на вечеръ къ Весталковымъ.
Онѣ нашли Кирбитову читающею духовныя сочиненія Тихона, Епископа Воронежскаго. Чулокъ, который она вязала, лежалъ на столикѣ; подлѣ находился серебряный колокольчикъ, для призыва дѣвки; бѣлая кошка, любимица ея, покоилась у нея въ ногахъ, на подушкѣ. Все въ комнатахъ было чисто, опрятно, и на своемъ мѣстѣ. Казалось, вездѣ у Кирбитовой были тотъ порядокъ, тишина и спокойствіе, которые замѣтны были на лицѣ этой почтенной женщины.
Надежда Весталкова не упускала ни одного случая пожаловаться на свою сестру и побранить ее. Она поспѣшила сообщить Кирбитовой о наглостяхъ Кохтина и злословіи Тартюфова, прибавивъ къ тому, что когда Софья ушла изъ гостиной, то они оба хвалили красоту ея. "Теперь я увѣрена, что они всякій день будутъ посѣщать насъ," сказала Надежда, "и я, право, не знаю, что Дѣлать, и какъ избавить Софью Васильевну отъ ихъ общества. А сестрицу никоимъ образомъ не приведешь въ резонъ! "
-- Сожалѣю, что сестрица твоя вздумала пригласить къ себѣ этихъ двухъ молодцовъ. Я ихъ обоихъ знаю -- отвѣчала Кирбитова.-- Общество ихъ, ни въ какомъ отношеніи, не можетъ бытъ пріятно СофъѢ Васильевнѣ. Знаю также и то, что ежели будешь ты настаивать, чтобы не принимать ихъ, то это ничего болѣе не произведетъ, какъ только ссору. Но чтобы избавить Софью Васильевну отъ удовольствія видѣть вашихъ гостей, вотъ что я думаю -- продолжала Кирбитова.-- Несогласитесь-ли вы, милая, новая моя знакомая, переѣхать ко мнѣ, покамѣстъ возвратится ваша почтенная тетушка, о которой хотя и не имѣю я чести бытъ знакомою, наслышалась много хорошаго? Мнѣ совѣстно, что не могу васъ принять и угостишь, какъ-бы желала; но надобно избирать изъ худшаго лучшее. По крайней мѣрѣ, вамъ у меня будетъ спокойнѣе, нежели въ обществѣ такого наглеца, какъ Кохтинъ, и такого злоязычника, какъ Тартюфовъ.
Софья отъ души благодарила Кирбитову за ея дружеское приглашеніе, и, не только съ одобренія, но по совѣту Надежды Весталковой (которая, доброжелательствуя сестрѣ, напередъ восхищалась мыслію сдѣлать ей неудовольствіе и возстановить Свіяжскую противъ нея) обѣщалась воспользоваться предложеніемъ ея, при первой дерзости Кохтина. За этимъ дѣло не стало, и Софья, на другой-же день, переселилась къ Кирбитовой. Надежда сама проводила ее. Ѳедосья тотчасъ явилась, съ убѣдительнѣйшею просьбою возвратишься; но Софья холодно благодарила ее, и объявила рѣшительное намѣреніе ожидать возращенія тетушки у Кирбитовой. Со стыдомъ должна была Ѳедосья отправиться домой, но за то сестра ея торжествовала. "Вотъ, сестрица , вѣдь я вамъ нѣсколько разъ говорила, что любимые ваши гости, Кохтинъ и Тартюфовъ, такіе мерзавцы, что ихъ ни въ какое порядочное общества пускать не льзя?"сказала она."Нѣтъ, вы мнѣ невѣрили. Вы все хотите дѣлать по своему. Вотъ теперь, чѣмъ вы оправдаетесь передъ тетушкою Прасковъею Васильевною? Поблагодаритъ она васъ, что такъ хорошо угостили и успокоили вы Софью Васильевну! И какой срамъ: что будутъ говорить объ этомъ? Меня никто не обвинитъ; сама Софья Ва. сильевна заступится за меня. Но посмотримъ, чѣмъ-mo вы оправдаетесь!" прибавила она съ торжествующимъ видомъ. Ѳедосья молчала, и плакала отъ досады.
Читать дальше