Патрик Уайт - Фосс

В конечном итоге, как-то раз Лемезурье вбежал в прохладную, тихую комнату, где поселился на время их пребывания, и стал искать в своих вещах старый дневник, который давно забросил из-за ничтожности происходивших в его жизни событий, потом ненадолго замер, держа блокнот в дерзновенных руках. И тогда он начал писать.

Все непрожитое постепенно переносилось на бумагу. Злоключения приняли форму, обратившись в цветы, горы и слова любви, которую ему прежде не доводилось выражать и которой, именно по этой причине, была свойственна истинность, присущая невинности. Закончив стихотворение, Фрэнк почувствовал, что оно жжет бумагу. Наконец-то он смог! Хотя молодой человек стал намного сильнее, он убрал дневник подальше, страшась, что его могут обвинить в слабости. Иногда он перечитывал свои записи, и даже если часть из них отмирала, сразу возникали новые пути к свету. Все постоянно менялось, как и мир явлений, из которого к нему пришли стихи. Впрочем, структура оставалась неизменной.

Значит, теперь он по-настоящему силен. Иногда ему хотелось показать свою силу, но он сдерживался.

Фрэнк что-то скрывает, понял Фосс.

За два дня до отъезда на северо-запад немец оседлал лошадь и отправился в том направлении, где вроде бы жил Джадд. Часть пути он проехал по открытой равнине, через которую вела едва заметная дорога. Среди порыжевшего щавеля стояли глупые овцы на деревянных ногах и испуганно притопывали при виде всадника. Из шалаша за Фоссом наблюдал пастух. Серая дорога вскоре превратилась в узкую тропу, похожую на русло обмелевшего ручья, и завилась между валунами и деревьями. Вероятно, в ту ночь, когда Джадд возвращался от Сандерсона, он полагался исключительно на провидение и на чутье лошади. Даже при свете дня Фосс ехал по большей части наугад. Он касался стволов деревьев, подступавших совсем близко, смотрел на клейкие наросты и снующих по ним муравьев. Еще он напевал на родном языке какую-то веселую песню про солнечный свет и водопады. Слов в ней было немного, точнее, немец мало что помнил, поэтому они часто повторялись и в результате растягивались до неузнаваемости, что подчеркивало их мистический посыл в тишине серого буша.

Вскоре тропа побежала по острому гребню, ощетинилась обугленными пнями, бешено завилась между черных скал и ринулась отвесно вниз. Седло резко сползло на холку лошади. Степенный мерин уперся всеми четырьмя ногами и заскользил по склону. Казалось, весь мир устремился под уклон, включая цепляющееся за него стадо коз. Копыта животных цокали, рога мелькали, помет брызгал во все стороны, когда они бродили по зарослям кустарника или пощипывали серую траву. Желтые глаза разом обратились на всадника, и в следующий миг стадо ринулось вниз, вниз, вниз до самого конца. Вскоре их короткие хвосты скрылись из виду.

Мерин не сомневался, что все тропы хоть куда-нибудь да ведут, поэтому последовал за козами. Местность тут была поистине химерическая. Сквозь ветви деревьев пролетали крупные молчаливые птицы, в основном черные. Весьма странно, что этим, в общем-то, мягким созданиям удавалось производить столь оглушительный шум – взмахами тяжелых крыльев они буквально взрывали тишину.

Фосс возликовал. Загремели хмельные литавры. Он позабыл все слова, и все же пропел свою хвалебную песнь надтреснутым басом, который не опозорил бы и храма, поскольку был посвящен Богу.

Да. Бог! Он вспомнил. И пропел это слово. Оно прозвенело сокрушительно, как трубный глас.

Даже глубины ведут наверх, к престолу, пронеслась у него в голове вдохновенная мысль. Фосс выпрямил плечи, откинулся на круп лошади, несущейся с горы как безумная. Судя по его лицу, он наконец принял свою божественную сущность. В равной степени он был убежден, что ее должны принять и остальные. Позже неизбежно последует и суд, и жертвоприношение, если необходимо.

«Я буду вам поклоняться», – внезапно раздался голос бесстрастной девушки.

Это сказала та, которая боролась с ним в саду, пытаясь смутить какой-то христианской уловкой или молитвами.

«Я буду за вас молиться», – сказала она тогда.

– О господи! – пробормотал Фосс с грустной нежностью, потому что никто бы его не услышал.

Затем он рассмеялся и прокричал во все горло.

Внезапно Фосс понял, что отклоняться назад для сохранения равновесия нет нужды. Они спустились до самого низа, и там была какая-то женщина, смотревшая на них во все глаза.

Старый мерин стоял на плоской каменной площадке, окруженной скалистыми утесами почти со всех сторон. Чуть дальше она расширялась и плавно перетекала в прекрасную голубую равнину.