Виталий Коротич - Двадцать лет спустя

В разгар горбачевской перестройки, когда мы не умолкая глаголали о честности, порядочности, правдивости, душевном очищении и других высоких материях, я по приглашению нескольких токийских газет съездил в Японию. Интерес к происходившему в нашей стране был огромен, с утра до вечера шли пресс-конференции, я ходил с приема на прием, и японцы в унисон со мной восхищались событиями, происходившими в стране, где недавно еще заправляли злые большевики. В общем, когда в последний день поездки я возвращался в гостиницу сквозь скопление лавочек с недорогой электроникой, то вспомнил, что по-советски ничтожная сумма моих командировочных лежит нетронутая в бумажнике. Я попросил притормозить у первого попавшегося магазинчика. Все было очень дешево, и моих денег как раз хватило на покупку маленького телевизора. «Ничего, - сказал я себе, - будет жене для кухни». Я оплатил телевизор, погрузил его в багажник и возвратился в гостиницу. Там меня ожидала команда японских телевизионщиков. Быстренько выспросив у меня всё, что они хотели знать, всласть порассуждав о высокой морали, телевизионщики в конце вручили мне гонорар в белом конвертике и уехали. Вышло так, что в последний день пребывания в Токио у меня появились хоть какие-то приличные деньги.

Я вызвал такси, возвратился к тем же залежам электроники, где только что приобретал телевизор для кухни, и как на духу изложил владельцу лавки свою проблему. «Нет ничего легче, - ответил японец на свистящем варианте английского языка. - Я беру все ваши деньги и приму обратно телевизор, купленный вами три часа назад. А взамен дам вам вот этот телевизор Тошиба с очень большим экраном». На мое сообщение, что завтра рано утром я улетаю и мы никак не успеем произвести все обмены, ведь уже конец дня, японец ответил с той же невозмутимостью: «Вы оставьте телевизор, который купили у меня, в своем номере, я его потом заберу. Ваш новый телевизор доставят в аэропорт прямо к рейсу. Нет ничего легче». Я очень устал за день, плохо соображал; продиктовав номер своего рейса, отдал деньги и возвратился в гостиницу. Там, после душа и ужина, я предался размышлениям о собственной глупости. Вышло, что я оставляю телевизор, купленный раньше, а также отдал все свои деньги. Завтра утром улетаю без всякой надежды докричаться до дешевого японского магазинчика. То, что никакого телевизора мне в аэропорт не привезут, ежу понятно. Я пребываю в дураках: сам виноват.

Утром, скрепя сердце, оставил в гостинице свой маленький телевизор и поехал в аэропорт. Пошел на регистрацию. Возле моей стойки стоял маленький японец в синем комбинезоне и опирался на огромную коробку с телевизором «Тошиба» К коробке были прикреплены все мои гарантийные талоны и кассовые чеки. Телевизор проработал в Москве около двенадцати лет без единой поломки…

Позже я не раз вспоминал, как рассказал эту историю соседу по рейсу - японцу и он никак не мог уразуметь, чему я так удивляюсь. Недавно прочел в одной из московских газет заметку их корреспондента из Токио. Он забыл свой кошелек в телефонной будке и, уже ни на что не рассчитывая, возвратился в будку через час. Кошелек лежал на том же месте. Странный они народ, эти островитяне.

Джорджтаунский университет присудил мне свою очень престижную премию: за распространение информации, способствующей лучшему взаимопониманию народов. Вместе со мной такую же награду получал Тед Тернер, миллиардер, создатель и владелец телеимперии CNN. Нам вручили красивые дипломы в рамочках и денежную часть премии в виде чеков. Ожидая своей очереди к трибуне, с которой полагалось сказать благодарственные слова, мы с Тернером почтительно сидели за столом президиума, вертя в пальцах карандаши, бумажки и скрепки. Телемагнат старательно сооружал из бумажки лодочку, затем расправлял ее и делал снова. Наконец речи были произнесены, Тернер извинился и ушел, сославшись на дела, а я остался один за лауреатским столом. Ожидая, пока председательствующий закроет собрание, я взял бумажную лодочку, оставленную Тедом Тернером, и расправил ее. Оказалось, что лодочка была сложена из премиального чека на семь тысяч долларов. Для владельца телесетей это была такая мелочь, такая ерунда. Не в деньгах счастье?

Кто-то пошутил, что у прежних, послеоктябрьских, эмигрантов в крови бродило шампанское, а у этих - «Солнцедар». Многие эмигранты стараются по-быстрому стать картиннее местных жителей, приодеться в джинсы и техасские «пятигаллоновые» шляпы. Впрочем, состояние это универсально, оно может развиваться и дома; знаю немало таких, кто и внутри своего народа притворяются - с расписными хохломскими ложками за голенищами смазных сапог. Впрочем, у кое-кого это искренне. Хороший русский прозаик Василий Белов сочинил «телегу» в ЦК, обвиняя «Огонек» в утрате национальной самобытности. Меня, а заодно и главного редактора газеты «Московские новости» Егора Яковлева он обвинил, страшно сказать, - в троцкизме. Я хорошо знал Белова и так же хорошо знал, что троцкистов от мазохистов он не отличит ни за что. Но тем не менее… Мне дали прочесть его письмо без комментариев и при мне уложили его в папочку…