Эриксон Стивен - Пыль Снов

- Забавный вопрос. "Что сломано, того не исправишь. Ты сломал нас, но дело еще не закончено. Смотри, что ты натворил".

- Сенд.

- Конечно, нет. Давай, садись в седло.

- Но почему он ест свои глаза?

- Однажды, очень давно, сынок, не было ничего кроме тьмы. И это ничто было всем, Орфанталь.

- Но почему...

- Он стар. Слишком многое видел.

- Мог бы просто закрыть глаза.

- Да, мог бы.

- Мама.

- Да, Орфанталь?

- Не ешь свои глаза.

- Не беспокойся. Я подобна большинству. Я имею глаза, но ничего не вижу.

"Теперь, женщина, ты такого не говоришь. И будь благодарна. Есть и другой закон: рот шевелится, но ничего не сказано. Мы находим в этом облегчение, ведь если бы мы говорили все, что могли бы сказать, уже давно поубивали бы друг дружку.

Галлан, ты был поэтом. Тебе следовало проглотить язык".

Однажды он кое-кому навредил. Он это знал и знание причиняло ему боль. Но никому не нравится боль. Лучше заменить стыд и чувство вины на нечто, обращенное вовне. На нечто обжигающее, помогающее собрать энергии и выбросить из души. Так называемый гнев. Когда он закончил гневаться, когда ярость нашла свой курс, он обнаружил, что стоит на пепелище, что знакомая ему жизнь пропала навсегда.

Интроспекция - акт крайнего мужества, и немногие готовы на него решиться. Но если всё, что можно разворошить - пепел и кучу горелых костей, вам ничего не остается, кроме... Бегство лишь усугубляет страдание. Память сливается с ужасами, единственный способ ускользнуть - безумие, но безумие так просто не выберешь. Какая жалость: чем уродливее пейзаж души, тем острее здравый рассудок.

***

Он вроде бы помнил, что происходит из семьи Виид. Что был гралийцем, воином и мужем. Творил ужасающие дела. На его руках кровь и на языке горько-соленый вкус крови. Из головы так и не выветрился запах горелой одежды.

"Я убивал". Мысль эта стала отправной точкой.

И тогда все истины собрались, формируя костяк будущего. Что привело к следующей мысли.

"Я снова буду убивать".

Ни один из тех, кого он преследует, не смеет надеяться на спасение. Их крошечное королевство подобно кургану термитов. Насекомые тоже мнят себя великими, громадными и могущественными внутри своей кучи. Виид стал башмаком, окованным бронзой каблуком, сокрушающим стены, учиняющим разорение. "Вот ради чего я создан".

Его тропа не отклоняется. Он спустился в яму, прошел в дверь и оказался в комнате, заваленной трупами рептилий. Среди них кишели ортены и прочие паразиты. Он пересек комнату и встал перед внутренним порталом.

Они где-то высоко - они его заметили, он уверен. Следили за ним через глаза или пасть дракона. Они не знают, кто он, поэтому не имеют причины бояться. И все же они будут осторожничать. Если он попросту прыгнет между ними, сверкая клинками, кто-то может сбежать. Кто-то станет отбиваться. Удачный выпад... нет, ему потребуется очарование, способность их убедить. "Возможно, мне не удастся. Вижу такую вероятность. Но разве я не наделен терпением? У меня очевидный талант к обману.

За моей спиной не только опустевшие хижины".

Он вложил оружие в ножны.

Сплюнул в ладони, провел по волосам. И пустился в долгое восхождение.

Он мог бы завыть им в лица, а они не услышали бы. Мог бы сомкнуть невидимые руки на глотках, а они даже не дернулись бы. "Убийца пришел! Тот, что внизу... я плыл по бурным волнам его желаний - он желает убить всех!" Но нелепая его семья не беспокоится. Да, они видели незнакомца. Видели, как он решительно вошел в каменное здание, которое они уже сочли своим. А потом возобновили обыденные занятия, словно попали под власть отупляющей, избавляющей от забот магии.

Таксилиан, Раутос и Вздох пошли за Сулькитом. Трутень К'чайн Че'малле трудился над бесчисленными механизмами. Тварь казалась не знающей усталости, словно цель заставляла ее забыть о потребностях плоти. Даже Таксилиан не мог понять, возымели ли хоть какой-то эффект усилия Сулькита. Ничто не пробуждалось к жизни. Никакие тайные чары не взрывались внезапными переменами. Темнота все еще царила в коридорах, дикие животные носились по комнатам, строили гнезда в кучах мусора.

Последний и Асана тоже строили подобие гнезда - когда не охотились за ортенами или не собирали воду из сочащихся влагой труб. Шеб постоянно следил за пустыми просторами с насеста, который назвал Венцом, а Наппет бродил без цели, бормоча под нос, проклиная невезение, приведшее его в столь гнусную компанию.