Эриксон Стивен - Пыль Снов

Маг принялся гадать, кто еще будет участвовать. Адъюнкт и Лостара Ииль, разумеется, как и сам Скрипач, и Геслер с Буяном. Может, Кенеб - он же был на последнем? Трудно вспомнить - та ночь стала каким-то размытым пятном. Быстрый Бен? Может быть. Блистиг? Ну, кислый унылый ублюдок сможет их остепенить. Или сделает всё только хуже. Синн? Боги сохраните.

- Ошибка, - бормотал Скрипач. - Бутыл... что ты сейчас чуешь? Выкладывай.

- Хочешь услышать как есть? Правду?

- Бутыл.

- Ладно. Я слишком испуган, чтобы приближаться к краю. Это старый город, сержант. Здесь есть... кое-кто. Они по большей части дремали. То есть до тех пор, пока мы не появились.

- И теперь они проснулись.

- Да. Принюхиваются. Сержант, гадать сейчас так же глупо, как оскорблять Опоннов, оказавшись в лапах у Худа.

- Думаешь, я сам не знаю?

- А ты сможешь забить на них, серж? Просто сказать нет, или наврать, будто сила ушла?

- Вряд ли. Меня ... захватит.

- И не будет возможности остановиться.

- Не будет.

- Серж?

- Что?

- Мы скоро вылезем прямо перед ними. Мы сами подставим горло - а эти типы милосердием вряд ли страдают. Так что... как нам защититься?

Скрипач метнул на него взгляд, подошел ближе. Впереди показался штаб. Они уже опаздывали. - Ничего не могу, Бутыл. Разве что голову себе снесу. Надеюсь, кое-кого из чудищ заберу с собой.

- Ты будешь сидеть на долбашке, что ли?

Скрипач поправил кожаный мешок на плече. Бутылу не потребовалось иных доказательств.

- Серж, когда мы войдем в комнату, позволь мне еще раз попытаться отговорить ее.

- Будем надеяться, что она соблюдет число.

- Ты о чем?

- Одиннадцать плохо, но двенадцать еще хуже. А тринадцать станет катастрофой. Тринадцать - несчастливое число для чтения Карт. Нам не нужно тринадцать. Что угодно кроме...

- Лостара сказала одиннадцать, сержант. Одиннадцать.

- Да. - Сержант вздохнул.

***

Когда раздался стук в дверь, Багг взмахнул рукой: - Позвольте представить их, аквитор.

Она кивнула. Он встал и пошел открывать новым гостям.

Серен услышала голоса, подняла глаза. Цеда вернулся в сопровождении двух голодранцев, мужчины и женщины. Едва они встали посреди гостиной, на Серен накатила волна запахов: пот, грязь, перегар. Ошеломленная этакими ароматами, она боролась с желанием убежать.

Мужчина осклабил зеленоватые зубы под огромной бульбой красного носа: - Приветик, Майхб. Выпить будет что? Да ладно! - Он поднял в темной руке глиняную фляжку. - Любимый мой сосуд. Чаши найдутся?

Багг поморщился. - Аквитор, это Урсто Хобот и Пиношель.

- Мне чаша не нужна, - сказала Серен обыскивавшей буфет женщине.

- Как скажешь, - брякнула Пиношель. - Но от тебя проку в нашей компашке не будет. Типичное дело. От брюхатых проку нет. Вечно носятся с пузом словно с божьим даром. Но красивая ты корова...

- Хватит этой чепухи. Багг, прогоните их. Сейчас же.

Урсто подошел к Пиношели и ударил в висок: - Веди себя, ты! - Затем он улыбнулся Серен: - Она завидует, понимашь? Мы пробвали и пробвали. Да только она старая мощинистая кошелка, да и я ж не лучше. У меня отвисает похлеще ее титьки, да и похоти давно нет. Все, что могу - капать и капать и капать. - Он подмигнул. - Конешно, если б мы с тобой, тогда другое дело...

Пиношель фыркнула: - Ну, от такого приглашения любая скинет, брюхатая или нет!

Серен сверкнула глазами на Багга: - Вы что, пошутили?

- Аквитор, это остатки древнего пантеона, которому поклонялись первоначальные жители здешних мест, селения которых погребены в иле под Летерасом. На самом деле Урсто и Пиношель - самые первые, Господин и Госпожа пива и вина. Они явились к бытию как результат появления сельского хозяйства. Пиво предшествовало хлебу, было первым продуктом земледелия. Оно чище воды и очень питательно. Первые виноделы пользовались дикой лозой. Эти существа - стихийные силы истории человечества. Были и другие: приручение животных, первые орудия из камня, кости и рога, рождение музыки, танца, сказительства. Живопись на каменных стенах или на коже. Критические, глубочайшие моменты развития.

- Тогда, - фыркнула она, - что с ними случилось?

- Благоразумное и благоговейное причастие к их дарам сменилось бездумными излишествами. Уважение к их дарам утеряно, аквитор. Чем хуже злоупотребляли дарами, тем ниже опускались дарующие.

Урсто рыгнул. - А мы не в обиде. Хуже ж было бы, если бы нас запретили. Мы стали бы злыми, а мы не хотим быть злыми, правда ведь, моя сладкая Овсянка?

- Мы всякое время под осадой, - сказала Пиношель. - Вот, я разлила по чашам. Старший?