Эриксон Стивен - Пыль Снов

Чуть помедлив, Брюс вернулся к созерцанию текущей воды. - Она бежит в реку, река в море. Ил собирается на дне, в глубинах, падает на равнины и горы, не видящие света. Иногда, - добавил он - души идут тем же путем. Падают вниз, слепые, молчаливые. Пропащие.

- Вы двое того, кончайте, - зарычал Каракатица. - Или я вниз прыгну.

Скрипач фыркнул: - Сапер, слушай сюда. Слушать легко, а услышать неправильно - еще легче, так что будь внимательным. Я не мудрец, но в жизни я кое-что понял - увидел очень ясно. Сдаться - это ничего не решает. Даже если ты находишь слова и жалуешься кому-то другому - полная чепуха. Безответственно быть оптимистом, когда ты не видишь страданий мира. Хуже чем безответственно. А пессимизм... ну, это первый шаг по тропе к Худу - а может, по тропе в такое место, где ты сможешь сделать всё возможное, стойко сражаясь против бед и страданий. И это отличное место, Карак.

- Это место, Скрипач, - заявил Брюс, - где обретаются герои.

Но сержант покачал головой: - Всякое бывает, командор Беддикт. Вы можете оказаться словно в глубочайшей пропасти вашего океана. Вы делаете что должны, но истина не всегда озаряет вас светом. Иногда вы смотрите в черную яму, она дурачит вас, заставляет думать, что вы ослепли. Но нет. Вы обрели что-то противоположное слепоте.- Тут он замолчал и заметил, что сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели даже в тусклом закатном свете.

Брюс Беддикт пошевелился. - Я пошлю за водой сегодня же ночью, и целителей соберу. - Он чуть помедлил. - Сержант Скрипач, спасибо вам.

Но Скрипач не знал, за что его можно благодарить. Не находил ничего достойного ни в воспоминаниях, ни в сказанных сегодня словах.

Едва Брюс ушел, он поглядел на Каракатицу: - Получил, солдат? Надеюсь, больше ты не будешь благословлять землю, по которой я ступаю. Она проклята самим Худом.

Он тоже ушел. Каракатица стоял и качал головой. Потом направился следом за своим сержантом.

Глава 10

Бывает ли что бесполезнее извинений?

Император Келланвед

В задачу сестры беременной женщины или, если нет сестры, иной близкой родственницы входит изготовление глиняной фигурки, состоящей из сфер. Она держит ее в момент рождения. Измазанный в крови и родовых водах сосуд в форме человечка ритуально связывается с новорожденным. Связь эта сохраняется до смерти.

Пламя - Брат и Муж, Дающий Жизнь эланцам, дух и бог, приносящий драгоценные дары света, тепла и безопасности. По смерти фигурка - единственное отныне вместилище души мужчины или женщины - бросается в огонь семейного очага. При изготовлении фигурке не дают лица - ведь огонь приветствует всех на один манер, смотря не на маскирующее правду лицо, а на прошлые деяния. Когда глиняная фигурка - порождение Воды, Сестры и Жены Жизни, - лопается в очаге, соединяя богов-духов, душа попадает наконец в объятия Дающего Жизнь, и он становится Забирающим Жизнь. Если же фигурка не лопается - это означает, что душа отвергнута. Никто не посмеет коснуться закопченного сосуда. Всякая память о падшем изгоняется.

Келиз потеряла свою фигурку - преступление столь ужасное, что ей давным-давно следовало сгореть со стыда. Она лежит где-то наполовину скрытая травой, или похороненная под пеплом и песком. Вероятно, фигурка сломалась и связь нарушена. Ее душе не найти приюта после смерти. Злые духи соберутся вокруг и сожрут ее кусок за куском. Спасения не будет. Как и суда Дающего Жизнь.

Ее народ, поняла она недавно, имел преувеличенное представление о своей значимости. Но ведь так бывает с каждым племенем, каждым народом, каждой нацией. Самопочитание, слепое и полное заблуждений. Вера в бессмертие, в вечное пристанище. Но потом наступает миг внезапного, сокрушающего откровения. Ты видишь конец своего народа. Традиции рушатся, язык, вера и удобства жизни пропадают. Смертность поражает, словно нож в сердце. Миг унижения, гневного разочарования: все истины, что казались неоспоримыми, оказались хрупкими и лживыми.

Становись коленями в пыль. Падай все ниже. Лежи во прахе, вкушай его языком, пусть запах гнили обжигает ноздри. Удивительно ли, что все породы зверей выражают сдачу, ложась на землю в позе уязвимости, прося пощады у безжалостной природы, подставляют горло милосердию клыков и когтей, на которых пляшут лучи солнечного света? Играя роль жертвы... Она вспомнила, как видела однажды бхедрина-самца. Пронзенное дюжиной дротиков - их древки клацали и качались - огромное животное пыталось стоять. Как будто не упасть - все, что имело для него значение, равнялось самой жизни, всем благам жизни. В налитых кровью глазах читалось тупое упорство. Зверь знал: стоит упасть - и жизнь окончится.