Сергей Заяицкий - Судьбе загадка (сборник)

Он какую должность здесь занимал?

Он был председатель съезда мировых судей. Большая должность – второе лицо в городе. А при этом он успевал и сад поддерживать, да как… Каждое Деревцо смотрело именинником. Дорожки были все посыпаны песком, на всех склонах был посажен виноград, и он отлично вызревал и был не хуже крымского. С пяти часов летом он возился в саду, подстригал деревья, окапывал, прививки делал. А зимой работал на токарном станке. Вера Александровна тогда маленькой была, так он ей делал игрушки из дерева. Ну, просто поразительно, как в магазине. А сколько он читал, особенно про путешествия. Читает и непременно на карту смотрит, чтоб знать, где это. И он бывало, говорил: «Я вполне доволен своею жизнью в Баклажанах, но мне приятно сознавать, что где-то есть, например, Нью-Йорк или Пекин». И, вы знаете, он искренне расстраивался, когда какой-нибудь город, благодаря землетрясению, исчезал с лица земли. Такие города он всегда отмечал черным флажком. А как уютно было у них в доме, как он обо всем заботился! Когда Вера Александровна родилась, он в тот же день поставил в подвал вёдерную бутыль вишнёвки и написал на ней: дочь Вера родилась тогда-то. Эту вишнёвку нужно было выпить в день её бракосочетания.

– Ну, а где же теперь эта вишнёвка?

Добровольцы выпили. Да. И хорошо, что он не дожил до всего этого. Ведь при Петлюре в этом саду стоял кавалерийский отряд в двести человек, и лошади деревья объедали. Один раз ворона сюда человеческий палец занесла. Поверьте, у меня сердце переворачивалось. Да… И вот такой человек вдруг умер, то есть перестал существовать, и его, словно вещь, закопали в землю. Прекрасно сказал на его похоронах наш владыко: «Вы зарыли только его плоть, но сам он остался среди вас, и, если будет какая опасность, он вас предупредит». И был же какой случай: когда становилось здесь уже тревожно, Вера Александровна сид ела и шила вечером в своей комнате. Окно в сад было открыто… И вот Вера Александровна услыхала, что кто-то позвал её из соседней комнаты, и, знаете, так настойчиво позвал. Она очень удивилась, потому что никого в той комнате не было, но все-таки пошла .А в это время позади неё вдребезги разлетелась хрустальная ваза. Кто-то выстрелил в окно из ружья, и пуля пролетела как раз там, где сидела Вера Алек сандровна.

Бороновский умолк, очевидно взволнованный рассказом.

Степан Андреевич почувствовал, что сердце у него вдруг сжалось от давно не испытанного, настоящего дореволюционного мистического страха. Так, бывало, замиралооно, когда заглядывал он ещё ребёнком в детской за платяной шкаф. Ощущение этого страха былотак неожиданно и так приятно, что Степан Андреевич пожалел, что на террасе вдруг появилась его тётушка.

Это была маленькая, сухонькая, совершенно беззубая старушка с лицом, на котором застыло выражение восторженного умиления. Она была такая хрупкая, что Степан Андреевич, разговаривая с нею, всегда опасался свалить её громким словом. Между тем говорить приходилось громко, ибо Екатерина Сергеевна была уже туговата на ухо.

Ну, вот,- сказала она,- сейчас будем чай пить.

Лицо её изобразило вдруг безграничный, но восторженный ужас.

Стёпа,- сказала она торжественно, беря Степана Андреевича за руку и подводя его к перилам,- я хочу тебя предупредить. Видишь, там в саду хлопец дерево трусит. Так знай, это Ромашко Дьячко, а это такой жулик, каких ещё не было. Дьячки – наши соседи, мы им сад сдали за то, чтобы половину фруктов нам. Сейчас он с матерью, поэтому не бойся, но когда он один, знай, что он непременно все украдёт. Ну, вот воронье крыло – дверь маслом смазывать, так он и крыло стащил. И отец его бьёт, и мать, и дедушка. Будь с ним очень осторожен. Вон он ходит.

Степан Андреевич увидал небольшого кудрявого хлопца, тащившего по саду ведро с абрикосами. За ним шла печального вида женщина в синем платке на голове, тоже с ведром.

– А ещё, Стёпа, я должна тебе сказать: ты видел нашу Марью, которая на кухне готовит… Ну, так не верь ей… Что бы она ни сказала, знай – она лжёт. Ну, вот сейчас утверждает, что я не говорила ей поставить самовар… А я ей повторила несколько раз… И так во всем… Я прямо говорю: Марья наш бич. Но мы не можем без неё. Она прожила у нас все эти годы, и к тому же в двадцатом году её казак обидел, а ей лет уже немало… и потом мы ей ничего не платим…

Екатерина Сергеевна повернулась, споткнулась о кучку небольших булыжничков, сложенных возле перил, вроде тех булыжников, которыми мостят шоссе, и со стоном полетела на пол.