Эдгар По - Английский с Эдгаром По. Падение дома Ашеров / Edgar Allan Poe. The Fall of the House of Usher

Shameful debaucheries – flagrant treacheries – unheard-of atrocities – gave his trembling vassals quickly to understand that no servile submission on their part – no punctilios of conscience on his own – were thenceforward to prove any security against the remorseless fangs of a petty Caligula. On the night of the fourth day, the stables of the castle Berlifitzing were discovered to be on fire; and the unanimous opinion of the neighborhood added the crime of the incendiary to the already hideous list of the Baron’s misdemeanors and enormities.

But during the tumult occasioned by this occurrence(но во время суматохи, причиненной этим происшествием) , the young nobleman himself sat apparently buried in meditation(сам молодой дворянин сидел, очевидно, погруженный в размышления; to bury – закапывать, хоронить; buried – закопанный; погруженный ) , in a vast and desolate upper apartment of the family palace of Metzengerstein(в просторном и пустом верхнем покое семейного дворца Метценгерштейн) . The rich although faded tapestry hangings(роскошные, пусть и выцветшие гобелены-занавеси) which swung gloomily upon the walls(которые мрачно свисали на стенах; to swing – качать; раскачивать; размахивать; качаться, колебаться; быть подвешенным, свешиваться ) , represented the shadowy and majestic forms of a thousand illustrious ancestors(представляли смутные и величественные черты тысячи прославленных предков).

But during the tumult occasioned by this occurrence, the young nobleman himself sat apparently buried in meditation, in a vast and desolate upper apartment of the family palace of Metzengerstein. The rich although faded tapestry hangings which swung gloomily upon the walls, represented the shadowy and majestic forms of a thousand illustrious ancestors.

Here , rich-ermined priests(здесь священнослужители в богатых горностаевых мантиях: «богато-горностаевые»; ermine – горностай ) , and pontifical dignitaries(и папские сановники) , familiarly seated with the autocrat and the sovereign(привычно усевшиеся с самодержцем и сувереном; familiar – знакомый ) , put a veto on the wishes of a temporal king(накладывали вето на желания светского короля; temporal – светский, мирской; бренный, преходящий ) , or restrained with the fiat of papal supremacy the rebellious sceptre of the Arch-enemy(или смиряли указом папской власти мятежную власть: «скипетр» врага рода человеческого: «перво-врага»).

Here , rich-ermined priests, and pontifical dignitaries, familiarly seated with the autocrat and the sovereign, put a veto on the wishes of a temporal king, or restrained with the fiat of papal supremacy the rebellious sceptre of the Arch-enemy.

There , the dark, tall statures of the Princes Metzengerstein(там темные высокие фигуры князей Метценгерштейн) – their muscular war-coursers plunging over the carcasses of fallen foes(/в то время как/ их мускулистые боевые скакуны неслись по трупам падших врагов; to plunge – нырять; бросаться вперед /о лошади/ ) – startled the steadiest nerves with their vigorous expression(пугали самые крепкие нервы своим решительным выражением) ; and here , again, the voluptuous and swan-like figures of the dames of days gone by(а здесь, снова, сладостные и лебеде-подобные фигуры дам давно прошедших дней: «дам дней прошедших мимо»; to go by – проходить мимо ) , floated away in the mazes of an unreal dance(проплывали прочь в вихре фантастического: «нереального» танца; maze – лабиринт; кружение в танце ) to the strains of imaginary melody(под напевы воображаемой мелодии).

There , the dark, tall statures of the Princes Metzengerstein – their muscular war-coursers plunging over the carcasses of fallen foes – startled the steadiest nerves with their vigorous expression; and here , again, the voluptuous and swan-like figures of the dames of days gone by, floated away in the mazes of an unreal dance to the strains of imaginary melody.

But as the Baron listened, or affected to listen, to the gradually increasing uproar in the stables of Berlifitzing(но пока барон прислушивался или притворялся, что прислушивается, к постепенно нарастающему шуму в конюшнях Берлифитцинга) – or perhaps pondered upon some more novel, some more decided act of audacity(или, возможно, размышлял о каком-то еще более новом, какой-то еще более отъявленной выходке: «акт дерзости») – his eyes became unwittingly rivetted to the figure of an enormous, and unnaturally colored horse(его глаза невольно остановились: «стали прикованными к» на фигуре огромного и неестественно окрашенного коня; to rivet – приклепывать, приковывать ) , represented in the tapestry as belonging to a Saracen ancestor of the family of his rival(изображенного на гобелене, принадлежащим сарацинскому предку семьи его соперника) . The horse itself, in the foreground of the design, stood motionless and statue-like(сам конь, на переднем плане рисунка, стоял неподвижный и похожий на статую) – while farther back, its discomfited rider perished by the dagger of a Metzengerstein(в то время как дальше сзади его побежденный седок погибал от кинжала кого-то из рода Метценгерштейна: «от кинжала одного Метценгерштейна»).