Екатерина Гракова: Все больны, всем лечиться

Полночи я, наколов себе обезболивающих, просидел на веранде маленького домика, пытаясь сосчитать звёзды, потом взбодрился купанием в бухте. Плавая, я пел. Собирал всякую ерунду и пел. Иногда пытался свистеть, но выходило плохо.

А утром, едва солнце поднялось над горизонтом, я вскочил с постели, схватил такси и помчался на другой край планеты, в Домос. Отдал за поездку огромные деньги и тут же забыл о них.

В Домосе бесподобные восходы. Я всегда хотел на них посмотреть, но не находил времени. И теперь, стоя по колено в траве, держа за спиной городок с неизвестным названием, я смотрел на восходящее светило, как на просыпающегося бога, и думал о том, что глупо было считать, будто время ещё найдётся.

Позавтракал в скромном заведении у подножия гор, а к обеду совершил восхождение на вершину одной из них. Снега там не было, зато на каждом шагу встречалась одышка. Когда-то я хотел прокричать с вершины горы что-нибудь вроде «я вас всех люблю!», но теперь это казалось нелепым. Я не стал кричать. Вместо этого надышался разряжённого воздуха до звёздочек в глазах и спустился, так и не произнеся ни слова.

Когда позвонила сестра, я уже стоял в музее северного искусства и изучал неподкованным взглядом древние черепки. Вообще-то я ни символа не понимал в этой исторической белиберде, но маски, которые лепили тысячу лет назад здешние народы, стоило увидеть хотя бы раз в жизни. Вот я и смотрел, а сестра требовала вернуться немедленно, иначе «она за себя не отвечает». Я спросил, уж не хочет ли она присоединиться ко мне в моих «изучениях всего», а она процедила, что я окончательно сбрендил. Такие, как я, сказала она, должны лежать в постели и принимать таблетки, если не хотят преждевременно угаснуть. О, я не угасну, заверил её я, я просто однажды упаду. Но до этого момента, уж будьте уверены, я сделаю всё, что хочу и могу.

В горячих источниках я познакомился с премилой дамой примерно моего возраста, с которой провёл дня два или три. Она хохотала до упаду и пила, как мужик, а в постели была горяча, как вскипевший чайник. Когда я сказал ей, что придётся вернуться в Эттэгель, она посоветовала мне беречь себя. Такие яркие люди, объяснила она, должны жить вечно, а ты, то есть я, веду себя так, словно готовлюсь умереть.

Признаться ей я не смог.

На скором междугороднем я добрался до севера Эттэгеля, глотнул в кафе красного кофе, потом позвонил сестре и сказал:

– Встретимся на Аллее Фонтанов.

И когда через час она шла мне навстречу – чуть не бежала, а на носу у неё подрагивали в такт её шагам кругленькие очки, – я вспомнил слова доктора, которыми он повелел мне оставшееся время «изучать всё».

– У тебя рак головного мозга, Тирки, – сказал он без обиняков (мы были старыми приятелями, и тайн друг от друга не держали), – причём в последней стадии. Я знаю, что ты оптимист, поэтому говорю как есть – жить тебе осталось до конца второго лета, максимум до половины зимы. Смекаешь, о чём я?

Мне нужно сделать чертовски много дел, подумал я.

И вот старшая сестра, последние декады честившая меня последними словами, идёт мне навстречу, торопится, чтобы проверить, всё ли со мной в порядке, а я вдруг вижу в отражении её подпрыгивающих очков себя, и в отражении этом неловко заваливаюсь на бок.

Тихо! Не шумите. Я специально пришёл с работы пораньше, чтобы написать пару строк, а вы тут со своими вопросами!.. Да жив я, жив, что со мной может случиться? Они, конечно, не позволяют мне и шагу ступить, чтобы не запрыгнуть на руки, а занятые руки, сами понимаете – уже половина несвободы, так что писать мне тут не слишком-то безопасно.

Нет, они меня не бьют, с чего бы? Только тычутся носами и шелестят. Носы у них не то чтобы острые, а… как бы это?.. угловатые. Не больно, но и приятного мало.

Заставляют проводить время с ними. Времени на бытовуху совсем не осталось. На какую? Ну, я в соцсетях уже сто лет не был. Телевизионную антенну за невостребованностью можно отключать. Про полы молчу. У меня вместо полов – саванна: уже что-то растёт, хотя пока ещё сухо. Ещё про гигиену осталось забыть и всё – полное рабство.

Тихо! Проснулись, кажется!

В коридоре что-то шуршит…

Нет, показалось. Да и рано им ещё просыпаться. Они ближе к вечеру активизируются. Стоит мне на кухне или в ванной зашуметь, или дверью входной погромче хлопнуть, как летят со всех сторон, шелестят и клюются, заразы. Один здоровенный как-то до синяка клюнул, я ему так наподдал, что он у меня с рук две недели не слазил, заставлял прощение вымаливать. Весь отпуск тогда коту под хвост пошёл.