Сергей Струков - Лоза небес. Сборник рассказов

Одним словом с деньгами, на которые можно было купить, хоть тот час, подержанный «мотор», я приехал в Петербург.

Мои двадцать два года нисколько не удивили Северную столицу, зато каменные одежды города приятно поразили философа. Надо признаться: было нечто особенное в гранитных размышлениях столичного гиганта.

Впрочем, поздняя осень в этом городе произвела на меня большее впечатление.

Златая осень – пора самоубийств! Прекрасная пора! Петербург, с его роскошной, старинной лепниной, с качающимися под стенами домов, почти облетевшими ветвями, с устланными золотой листвой, тротуарами, наилучшим образом подходил моему, замирающему от всякой красоты, сердцу…

Восприятие же сердечное обострялось ещё и потому, что, как думал я, всё это уже в последний раз.

Из единственного и неукротимого стремления к красоте прошлого века, я снял великолепный номер на самом верху «Астории» с окнами на Исаакиевский собор. Купил, опять же, наверное, из единственного и неукротимого стремления к красоте, однозарядный пистолет пушкинской эпохи; приобрёл, кроме всего прочего, бутылочку шампанского, да ещё пару бутылок дорогого херсонского вина; витиеватый, бронзовый подсвечник на три свечи, той же старинной работы, и принялся поджидать долгожданного вечера….

Одним словом, деньги и антикварный магазин на «Невке», создали в моем номере неповторимый уют дворянской берлоги Х1Х-го века!

Друзья мои! сколько не размышляй о прошлом, сколько не вспоминай, будущее все равно превратит ваше настоящее в печальный, а подчас и громоздкий хлам, пригодный, разве что для демонстрации в музее или торговли в антиквариатном магазине!

Позднеоктябрьский день выдался на удивление ясным, но и достаточно прохладным, чтобы к тому времени, когда солнечный шар коснулся каменного горизонта, большинство горожан попрятались в свои квартиры.

Я сидел в глубоком кресле, пощёлкивая кремнёвым затвором «пушкинского» пистолета. На мне покоилась белая рубаха, а на сердце лежали мрачные раздумья. Ноги попирали журнальный столик, на котором, одновременно с ними, находился подсвечник, освещавший, тремя натуральными восковыми свечами, гостиничный номер; стояла рядом уничтоженная бутылка советского шампанского, вместе с нею недопитое стеклянное изваяние «херсонского», наполовину осушённый бокал, банка американской ветчины, которою там кормят собак, жестяная коробка с пыжами и порохом, и валялись, разбросанные в философском беспорядке, игральные карты.

Темнота за окном сгущалась и отсвет багрового заходящего солнца от купола «Исаакия» становился все более зловещим. Жёлтый огонь с подсвечника тоже все более разгорался, и, казалось, сила уходящего светила переливалась в пламя моих свечей.

Приятно покоясь в воздушной мягкости кресла, я разглядывал дуло и весь пистолет, и размышлял: «Через несколько минут меня не будет.… Где-нибудь во вселенной нажмётся выключатель и сознание погаснет.… Нет никаких оснований полагать, что его «кто-то» включит вновь…. Может быть вот это продолговатое дуло символизирует собою мечту человечества о скорейшем прекращении спектакля-фарса именуемого жизнью? Может быть, специально изобрели это хитроумное устройство, этот курок-выключатель и, размножив, разослали всем народам, во все концы земли, чтобы те, видя простоту, лёгкость и доступность смерти, имели неоспоримое доказательство своему безумству в ощущении возможности самого короткого прекращения жизни, той самой жизни, за которую они так неистово держались прежде…

Люди, распугивая всю вселенную, стреляют друг в друга денно и нощно.… Кроме потрясённых и разогнанных пальбой земных животных, они заставляют разлетаться в страхе случайно забредшие в нашу галактику кометы…

Безобидные куски льда, пролетая мимо, уносятся прочь, услышав невообразимую перестрелку; солидные, увесистые метеориты шарахаются в безумной панике, стараясь однако сохранить внутреннее спокойствие вечного космоса… Такова витальная страсть «разумных»?!

Человечество, призванное к жизни в самых различных своих проявлениях, изобрело бесчисленное множество язвительных приспособлений, уничтожающих эту жизнь, стирающих с лица земли всякое проявление здравого глубокомыслия. Ещё не прекращались ни на одну секунду самые бессмысленные и кровопролитнейшие войны мира, именно с той самой поры, когда вселенское братство людей не на шутку принялось осознавать себя свободомыслящим и независимым ни от природы, ни от Бога, космическим феноменом…