Сергей Кузнецов - Житейские истории (Сборник рассказов)

Сергей Кузнецов

Житейские истории

Сборник рассказов

Фантазия ре минор.

Все говорят: нет правды на земле.

Но правды нет - и выше. Для меня

Так это ясно, как простая гамма.

Антонио Сальери.

( АС Пушкин - "Маленькие трагедии")

Наверное, только тогда начинаешь понимать и ценить жизнь, когда каждое утро просыпаешься с мыслью о смерти. Чаще всего это происходит с людьми немолодыми, которые, вопреки времени, никак не могут смириться с состоянием старости и увядания. И хотя Николай Петрович не считал себя пожилым и говорил, что свое он еще не пожил, расцвет его сил был далеко позади, а впереди оставалось не так уж и много времени. Все чаще по ночам у него болело сердце, но еще чаще болела душа, и тогда он содрогался от неизбежности конца и впадал в долгие запои.

Однако в это утро Николай Петрович был далек от мыслей о смерти. Когда он открыл глаза, то увидел, что над ним нависло тяжелое грязно-зеленое пятно с мутными разводами, напоминающее объемное полотно халявного художника-абстракциониста, и в его одурманенную тягостным сном голову могла прийти только догадка о происхождении этого пятна на недавно побеленном потолке, и он подумал о соседях Пичугиных с верхнего этажа, у которых, видимо, снова прорвало трубу, что-то смутное и злое.

Раздавленный и жалкий, он пошарил рукой по крышке тумбочки в поисках привычной утренней сигареты, но нащупал лишь пустую коробку "Магны". Тогда он приподнялся и взял мятую жестяную банку из-под кофе, заменяющую пепельницу, пару раз встряхнул ее и выудил самый крупный окурок. Свесился с кровати, открыл дверцу тумбочки, нашел на полке мундштук из цветного стекла с мелкими трещинками, по-свойски продул, вставил найденный бычок и, откинувшись на подушку, закурил. Затягиваясь, он держал мундштук странным способом, прижав его большим желтым пальцем к ладони. На его правой руке не было двух пальцев. Среднего и указательного.

Вместе с вдыхаемым дымом возвращалась способность думать и чувствовать. Словно сработала сигнализация и в его мозг ворвалась боль, заставившая вспомнить то, что было вчера. На загаженном столе среди тарелок с остатками пищи лежала бутылка из мутного стекла и пустое горлышко ее, как пушечный ствол, было направлено на него. Он вспомнил, как накануне не удержался и стаканами выхлестал дорогой коньяк, который презентовал ему начальник и который он долго хранил, надеясь выпить не в гнетущем и жутком одиночестве, сидя за металлической дверью в своей тесной однокомнатной квартирке, а с кем-нибудь: или со случайным знакомым, отважившимся зайти к странноватому холостяку, или с женщиной, согласившейся остаться на ночь.

Сначала прерывистые, сигналы боли слились теперь в неумолкаемую пронзительную сирену. Он бросил курево и снова полез в тумбочку, достал упаковку "Понтала", распечатал и проглотил две капсулы, вспомнив навязчивую рекламу с импозантным мертвецом, встающим из шикарного дубового гроба и торжественно вещающим: "Наше лекарство поднимет даже мертвого!" "Ублюдки!"- прохрипел он и закашлялся. Когда кашель прошел, он затушил бычок и заставил себя подняться.

В это тоскливое субботнее утро, когда все мужчины нежились в постелях рядом с разомлевшими женами, он должен был собираться в командировку. И это было не впервой, потому что вот уже двенадцать лет он работал экспедитором в издательском предприятии "Воля". Снимая со спинки стула одежду, он натянул темно-серые брюки, надел уже несвежую белую рубашку и босыми ногами прошаркал в ванную комнату, где перед крапленым зубной пастой зеркалом затянул вокруг шеи черный галстук с серебристыми розами.

Землистого цвета лицо, отразившееся в зеркале, напомнило ему маску вампира в недавно увиденном фильме ужасов. Жиденькие черные усики казались приклеенными, а седеющие волосы на голове торчали во все стороны, и даже после того, как он их причесал, выглядели так, будто их подстригли тупыми ножницами. Он провел рукой по ощетинившемуся подбородку, но бриться не стал, решив, что в этой поездке ему не обязательно иметь представительный вид, ведь требуется всего-навсего передать в типографию оригинал-макет новой книги Шопенгауэра.

Заглянув в холодильник, он не обнаружил в нем ничего съедобного, кроме куска заплесневелого сыра. Он вырвал вилку из розетки и отшвырнул в сторону. Вспомнив что-то нехорошее, матюгнулся и начал складывать вещи. В потертый коричневый портфель, побывавший во многих городах экс-СССР, он бросил кипятильник, пачку чая, белую эмалевую кружку, заранее собранный туалетный набор и книгу Дэвида Вэйса "Убийство Моцарта". Сел на кровать и выпил стакан воды. Проверил, не забыл ли взять папку с бумагами. Надел туфли, накинул пальто и, не застегиваясь, вышел из квартиры, лязгнув на весь подъезд дверью.