Сергей Струков - Лоза небес. Сборник рассказов

© Сергей Струков, 2017

ISBN 978-5-4490-1600-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВЕРЁВКА

(притча)

«Дело такое по засухе было, да в стародавние времена. По тем годам ещё многие в храм Божий ходили и молиться умели, не то, что ноня.

Напала засуха окаянная на простой люд крестьянский, истомила землю благородную, испепелила терпение мужицкое.

Вот раз народ из церкви пошёл и на площади остановился, заспорил. Сначала-то начали старики – мужики крепкие, с бородами окладистыми. Мол-де: « Что по нашей волюшке Бог нам не даёт, аще просим? Вот и молиться ходим, и все службы выстаиваем по строгости, по правде? Почему же, – мол, – в засухе живём, и урожай гибнет, и почто нам такое наказание? За какие грехи?»

Разделились. Одни ладят: « Нам по молитве положено! Пусть, де, справедливости ради Бог дождь пошлёт.» Другие противуречат: «Куда там! Всех грехов не перечесть, не исповедать. За грехи, – мол, – засуха; за грехи – скорбь!» Разругались. Дело до драки дошло. Ещё бы прямо спичку чиркни – и пожар! Вот только одного дедушку не слушали, который ростом был мал, да все одною рукою за сердце держался, а другою за прясло. Шептал все старый, шептал православным про «волюшку», но никто не слушал.

Шумели мужики, шумели. Да чтоб, значитца, без драки пошло – порешили собороваться. И мол-де тогда опосля, когда от грехов очистимся, тогда и скорбь отнимется, засуха проклятая перестанет быть.

На другой неделе – церковь битком. Позади всех дедушка протискивается, да все про волюшку речь заводит. Но не слухают мужики. Кого за рубаху ни потянет – отворачиваются. Стали собороваться – честь по чести батюшка отслужил – помазал спорщиков по

совести. Кабы то масло все собрать, что на таинство потратили, так одному крестьянину не снести.

Помазался и дедушка. Из церкви расходились: те что «положено за молитву» выжидательно идут, а те что «за грехи – засуха» блаженно, но с опаской. Позади всех старичок тащится, ножками шаркает, за сердце держится, про волюшку бормочет.… Разошлись по жаре по домам, и дома словно надулись. Выжидают мужики да блаженствуют впереди дара Божиего.

Прождали день, промаялись два, посохли и на третий.

А к концу недели недовольство бабахнуло! Те сельчане, что «за справедливое» стояли, орут: «Забыл про нас Бог!»

А которые в себе грехи видели, пересохшие глотки дерут: « Как же так?! Ведь очистились, а дождя не имем?!»

Засуха проклятая! Иссушила ты ум людской и не разумеет истины народ в похотях сердца своего; иссушила ты глаза крестьянские, и не видит ими правды мужик; иссушила ты душу и плоть, и не узрят Бога крещёные.

Пуще разволновались сельские. Ярость волнами по толпе переливается, бесам того и надо. Начали демоны простачков подзадоривать. Мол: « Идите, церковь разорите, священника побейте». Мужики такие мысли за свои приняли да вперёд с колами на храм Господень…

При таком безумии народном вот уже рассудительно увидеть скорую погибель поселянскую, как вдруг, в тот самый аккурат, когда на церковь с дубьём двинулись, услыхали позади дюже странные слова старичка незаметного: «Эта, чавой-та тама за верёвка у поли болтаеца…?»

Осадили. Оглянулись. Носы вытерли. Глаза протёрли. Дубины с плеч скинули.

На самом деле! Не сойти с этого места! Как есть, верёвка с облака свесилась да над пахотой болтается. Бабы « охнули»! Мужики « ухнули»! Потянулся в поле

народ. Сначала пол шажками, потом шагом, а потом вдарились бежать кто скорише.

Вдарились к верёвке той в посохше поле.

Бегут – земли под босыми ногами не чують. Все молчат, только жар выдыхают, да пот с лица рукавом успевать вытирают. Прибежали и встали как вкопанные. Верёвка с облака на морды свисает…

Молчали, молчали.… Смотрели, смотрели.… Вдруг бабы, как заголосят! Аж детей испугали. (Те в плач.) Мужики на баб: «Цыц!» Жёны языки прикусили, только, что попискивают и ещё детям рты зажимают, чтоб не плакали, или, того хуже, не смеялись.

Заходили вокруг верёвки, морды запрокинули. Глазами хитрят: мол, нас не проведёшь… Подвох ищут. Были и такие, что удивление своё верёвке не выказали, хотя удивление то и сильно было. А спрятали восхищение внутрь старательно, а наружу одну холодность показали, и ещё рукой махнули, дескать: