Анатолий Звонов - Отдушины. Повести и рассказы о детстве и юности в Стране Советов

После утренних походов в магазин мать всегда говорила одно и то же:

– Мой руки и садись завтракать.

Завтрак чаще всего состоял именно из ломтя свежего ароматного хлеба и кружки молока. Сосед Сашка Новиков уже прохаживался по тропинке, ожидая Димку. Поэтому напутствие матери:

– Обедать вовремя приходи! – Димка слышал уже на бегу.

Вдвоем мальчишки убегали к прудам. В июне, когда купаться еще холодновато, они ловили рыбу, лягушек с болотистых берегов загоняли в воду ореховыми прутиками.

После обеда и сна деревенские подростки ждали их в дубках, на футбольном поле. Они презрительно называли Димку с Сашкой дачниками, но мяч у них забирали, делились на команды и играли до пота, грязи, а иногда и крови. В перерывах Димке и Сашке позволялось с разбегу бить по воротам, тренировать вратаря.

Дубки – это лес, где, кроме мощных дубов и лип, рос еще орешник. Из него делали прекрасные гибкие и прочные удилища. Ближе к осени в зарослях этого кустарника местные жители и даже приезжие набирали огромное количество орехов.

Там можно было для секретных дел спрятаться от посторонних глаз, а можно и наоборот, будучи незамеченным, подглядывать из-за куста или с дерева, что там делают взрослые, уверенные, что их никто не видит. Через дубки пролегала широченная тропа, по которой взрослые и дети ходили от Полигона к Варшавскому шоссе, а оттуда к станции «Бутово». Но по вечерам Димка тащил Сашку к узенькой асфальтированной дороге, чтобы не пропустить родителей-отцов, которые приезжали домой на служебной машине. Это мог быть черный ЗИМ, бежевая Победа или военный цвета хаки ГАЗ-69.

Когда машина останавливалась, Сашка проходил к своему отцу на заднее сидение, а Димка устраивался на коленях у своего, который сидел за рулем. Отец не просто держал сына на коленях. Он учил его управлять автомобилем: отдавал Димке руль, убирал правую руку с рычага коробки передач, уступая сыну менять скорости. С ногами все мудрёнее: они были у семилетнего парнишки еще коротковаты, до педалей не доставали, приходилось нажимать на отцовские стопы – и они подчинялись. Так Димка научился трогаться с места, ехать прямо, поворачивать и останавливаться.

Летним вечером после короткого ужина мужчины собрались с лопатами на площадке между домами. Они смотрели оценивающе на закатное солнце, мерили шагами расстояния, делали отметки, вбивали колышки. Потом взялись за лопаты, выкопали две ямы, метра по полтора глубиной, вставили в них заранее привезенные пятиметровые столбы. Расстояние между столбами – метров десять. В ямы засыпали куски кирпича, добытые во время вскапывания огородов, и землю. Утрамбовали. Волейбольную площадку закончили размечать, когда уже стемнело.

Зато со следующего вечера дачники: мужчины, женщины, дети и подростки, – все собирались около нее. Мужчины натягивали между столбами сетку. Когда желающих играть набиралось не меньше шести, они делились на две приблизительно равные по силе команды. Народ прибывал. Команды становились укомплектованными – по шесть игроков в каждой. Кому-то приходилось стать судьей, болельщики собирали команду, чтобы сменить проигравших. Мяч, то нежно отбитый упругими пальцами переходил от одного игрока к другому, то быстро пролетал над самой сеткой, когда по нему ударяли со всей силы. Димка и Сашка были еще маловаты для игры с взрослыми. Они становились по разные стороны от площадки. Когда под крики болельщиков мяч улетал на огороды или к забору, ребятишки с радостью бегали за ним и передавали подающему игроку. Заканчивались игры, когда темнело.

Как-то в воскресный день июля отец сел на скамеечку у завалинки бревенчатой пристройки, вытащил из кармана новенькую записную книжку с алфавитом и спросил у Димки:

– Скажи, сынок, что бы ты хотел получить в подарок на букву «А»?

Димка моментально отреагировал:

– Аккордеон! Только не такой большой, как у тебя, а маленький.

У отца был полный трофейный Paolo Soprani. Иногда по вечерам он показывал сыну ноты, написанные на бумаге, предлагал их отыскать на клавишах. При этом сам он укладывал аккордеон боком и растягивал меха, чтобы сын слышал звуки написанных и названных нот.