Владимир Лим - Цунами, или Смерть приходит на рассвете

В Художественном перед сеансом я купил журнал «Знание – сила», там была статья о робости и рекомендации психолога. Выключили свет, но я не мог заставить себя выйти из зала и дочитать статью, в соответствии с рекомендациями я говорил себе: выходи, в этом нет ничего вызывающего, просто ты хочешь в туалет, а может, тебя тошнит…

Я едва не встал, но тут дремавший рядом человек в шляпе захрапел, и довольно громко… Раздались смешки, краткое веселье сменилось недовольством и грозными взглядами… Я, перехватывая взгляды, непроизвольно привставал и улыбался, как бы говоря: это не я, это он, и я его не знаю…

Странно, но в большинстве своем люди в ответ улыбались, тех же, кто не откликнулся на улыбку, я воспринимал как недобрых…

У меня была т а улыбка.

Я дочитывал статью в метро, приоткрывая журнал лишь слегка, я не хотел, чтобы люди видели ч т о я читаю, как будто робость была заразной болезнью…

Смысл рекомендаций сводился к тренировке воли, анализу своих чувств и преодолению робости.

Жизнь моя проходила в постоянном уговаривании себя, в постоянном внимании к себе, это продолжалось несколько лет, пока не вошло в привычку. Я записался в секцию бокса и бассейн «Москва», у меня обнаружились способности к единоборствам и к плаванию, стал участвовать в соревнованиях… Я становился сильнее и умнее своих сверстников, ум проявлялся в понимании взрослых, и теперь взрослые, обращаясь ко всем – сначала в классе, потом в аудитории – смотрели на меня, ловили мой взгляд. Я привык к этому, и, если новый преподаватель не выделял меня, я старался привлечь его внимание… И вот так, приобретя знание себя и других, я обнаружил, что уже не краснею.

Потребность нравиться воспитала во мне и уважение к людям начитанным и к людям физически красивым. Я всегда гордился своим знакомством с ними.

На вступительных экзаменах я познакомился с Володей из Ленинграда, про таких говорят: аршин проглотил, такая прямая была у него спина и важная походка. Он был красив: густые, мягко вьющиеся волосы, большие глаза, тонкая бледная кожа.

Однажды мы ехали в троллейбусе из общежития, где жил мой новый приятель, и Володя вдруг запросто взял стоявшую впереди него женщину за руку, как с в о ю. Она резко обернулась, усталое ее лицо было ожесточенным, она вырвала руку, рука у нее была молодая и нежная, но, увидев Володю, женщина вдруг улыбнулась, скорее всего, непроизвольно и тронула прядь волос у себя на лбу каким-то медленным задумчивым жестом.

Мы переглянулись, и тут я засмеялся – гордый за товарища. И такой смешной мне показалась перемена в лице женщины, что я продолжал смеяться и после того, как женщина выскочила на Хуторской из троллейбуса и пошла прочь, прижимая к груди пустую хозяйственную сумку.

Наша дружба закончилась сама собой, Володя в институт не поступил, его не приняли, как он сказал, потому что у него мама еврейка.

Но этому предшествовал еще один случай – в электричке, мы возвращались с теткиной дачи в Томилино, и Володя дремал у меня на плече. Я сидел с одеревеневшей до бесчувствия спиной, боясь потревожить тяжелую голову друга. Потом, когда он проснулся, я, в свою очередь, положил ему голову на плечо – не потому, что хотел спать, а из-за тщеславия, чтобы показать свою дружбу с красивым парнем.

Володя пошевелил плечом раз-другой, потом вдруг придвинулся к окну электрички, что-то там увидев. Голова моя повисла в воздухе.

Но меня не обидело происшедшее. Я сделал открытие.

Жизнь воспитала меня так, чтобы я думал о других для своей же пользы. А Володе, чтобы выжить, нужно думать о других меньше, а может, и вовсе не думать о них – он красив, а люди к красоте великодушны и многое прощают. И потому я забочусь о Володе, и он принимает это как должное. Он невнимателен ко мне, и я должен принимать это как должное. Это также естественно и хорошо для него, как и для меня.

Вскоре я заметил, что и в этом я подражаю Володе, неудовлетворенность собой быстро прошла, ведь я подражал не внешнему, не жестам и интонации, а сидевшему глубоко уважению к себе. Никто подражания и не заметил. Просто все стали считать, что я с возрастом становлюсь хуже, заносчивей, что меня портят успехи в учебе, спорте и похвалы – каким-то образом к семнадцати годам резко усилилась моя способность запоминать слова (возможно, она у меня была всегда, но я ее просто не замечал) – любые и на любом языке, я их просто видел всегда, однажды прочитав; таким образом, моим любимым занятием стало чтение и переписывание в тетрадочку иностранных словарей. Узнав, что на отделение художественного перевода набирается венгерская группа, я за несколько месяцев, преодолевая огромное количество падежей, перевел рассказ венгерского советского классика из жизни довоенной Венгрии и прошел конкурс.