Тамара Сальникова - Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру?

– Витя. Да у меня подруг-то нет…

– Ирина… Ещё раз… Внимательно вслушайся в мои слова. Если мой сын – дебил и ты что-то пытаешься от меня скрыть…

– Аутист. Врач сказала…

– Шизофреник, неврастеник, псих, аутист, придурок – мне перечислить все диагнозы, которых у моего ребёнка не может быть?!

Отец встал с кресла и потянулся. В домашнем трико натянутом почти до подмышек и майке, обтягивающей толстую волосатую грудь, он был очень большим и авторитетным.

– Ирина, ты должна признать, что ты упустила сына и заняться срочно пробелами в его воспитании. Иначе я буду вынужден подать на развод.

– Развод… – мама почему-то перешла на шёпот.

– Боже, какой развод, дети! – В комнату вошла бабушка, всплеснула руками и засуетилась вокруг родителей: – Витенька, что ты такое говоришь? Ну как можно даже думать об этом? Ирочка, просто девочка совсем. Неопытная. Замужем не была, с другим мужчиной не жила! Ты же её прямо от моей юбки оторвал. Она научится, исправится. Ужо она и книжки по воспитанию читает, и с внучком занимается. Ужо она и его любит, и тебя сильно любит.

– Развода не будет. – Мама обняла папу и прильнула к его плечу: – Я всё осознала, Витенька.

Я не знаю, что поняла тогда мама, она мне об этом ни разу не рассказывала. А вот я прочувствовал всё. Во всех громких ссорах, в молниях и водоворотах – виноват я. Нормальный ребёнок не должен есть пол яйца и писать в подгузники. Есть огурец только порезанным – не должен, и печенье – не должен макать в молоко. Тогда мама с папой перестанут кричать друг на друга и не наступит никакой развод. Только если кто-то думает, что аутист, осознав, что он не тот, каким его хотят видеть близкие, приложит усилия и перестанет быть самим собой, то он ошибается. Осознав свое несовершенство и несоответствие родительским ожиданиям, я стал ещё более бояться что-либо делать. Мне срочно нужны были инструкции, как поступать в том или ином случае. Если до этого я ел сам, то сейчас боялся даже поднести кусок ко рту. Маме приходилось брать меня за руку и помогать мне держать ложку. Я ждал помощи от взрослых, чтобы они подсказали как это – правильно. Мама и бабушка мое подобное поведение расценили, как регресс.

– Ириночка, тебе нужно показать его врачу. Может таблеточки какие-то про пишут?

– Мама, если Витя узнает, что мы ходим по врачам, он действительно потребует развода.

– Без врача нам не справиться, доченька.

– Врач будет настаивать на признании диагноза. Тогда мы все равно придем к тому, что он, все таки, не гений, а душевно больной.

– Давай сходим к частному врачу, который подскажет – как нам воспитывать мальчика? – старуха перешла на быстрый шепот: – Послушай! Ладно сейчас, Витя сам запретил тебе отдавать Валерку в детский сад. Но ему ведь придётся пойти в школу. Тут вряд ли твой муж оставит его сидеть дома.

– Школа… Да, тут ты права. Нам надо сделать с ним что-то до школы. С больным ребёнком на руках, в сорок лет, кому я буду нужна, если Витя нас выгонит… В конце – концов дрессируют ведь как-то животных?

Так началась эпоха большой лжи в нашей семье. Я уверен, что мама просто пыталась спасти свой брак от развода. Хотя они все равно потом развелись… Со мной.

Окончательно на наш визит к тайному врачу маму сподвигнул ещё один совместный праздник – Новый год. В этот раз специальных сюрпризов особо не планировалось, однако для меня любая неожиданность была подобна внезапно разорвавшейся бомбе.

Одним декабрьским утром я проснулся и вышел из комнаты в зал. То, что открылось там моему взору, заставило меня улепётывать назад в свою комнату. С учётом того, что я тогда ещё и ходил – то запинаясь ногой об ногу, а тут побежал, можно понять, с какой силой меня гнал страх. Как мама не уговаривала меня выйти и рассмотреть получше причину моего испуга, я упирался, орал и не давал затащить меня в гостиную. В конце концов мама прекратила свои уговоры, и подхватив меня на руки, вынесла туда, где теперь царило – это.

Оно было большое настолько, что я не мог охватить взглядом даже одной четвёртой его части. Оно было опасное, потому что из того куска, что попадал в сферу моего обзора торчали иголки. Тонкие, темно – зелёные, заострённые на кончиках. Оно пахло улицей и ещё чем-то тоскливо-ароматным. В общем мне не понравился ни запах, ни внешний вид того, что родители называли елкой…

Лесная дева стояла посреди комнаты, вытянув аккуратные, почти симметричные лапы во все стороны. Глава семейства расстарался и дерево ему досталось не старое с ободранными боками, а пушистое, с гибкими упругими ветвями, густо усыпанными ароматной хвоей. То тут, то там, сквозь зелень проглядывали шоколадные, хорошо просмолённые шишки. Добавляя к запаху мороза и свежести ещё и терпкие древесные нотки. От неё так и веяло зимой, новогодними праздниками, весельем и лесной сказкой. Женщина явно любовалась ей, погружаясь в воспоминания своего детства: о том, как они с отцом ходили в лес, выбирали молоденькое деревце и он, потерев о штаны заскорузлые ладони, в два маха топором перерубал тонкий ствол. После чего клал ёлочку на сани, поверху садил дочь и вёз их домой. Напористый, чуть горький аромат вился над салазками, а из сруба сочилась смолка, которая застывала янтарными капельками. Дома девочка отковыривала её и складывала в деревянную шкатулку, которую тоже ей вытесал папка. Ирина посмотрела на мать, та хлопотала, украшая предвестницу Нового года, в различные бусы и мишуру. «Вспоминает ли она его?» – подумалось ей: – «Папа умер двадцать лет назад, а мама так и осталась жить одна. Никому более не нужная. Если бы не сложности с Валеркой, то и я вряд ли взяла бы её из деревни к себе. Все таки семья – это муж, жена и ребёнок. Нормальный ребёнок!»