Сергей Колчин - Еврейское щастье

Размышляю о мороке предстоящей в группе разбора, сколько денег с золотой визы снимать, и в какой валюте берут теперь после переименования. Уж наверняка не в рублях и шекелях. И еще решаю, на чем собачонку везти. На поезде – хлопотно. Разгавкается, пассажиров распугает и перекусает. Выгуливать опять же где? Да и продадут ли билет на собаку? Самолета же сам боюсь на интуитивном подсознании. А ну как грохнется всмятку? С него станется, он же много тяжелее атмосферы. Опять же, где паспорт биометрический с отпечатками лап раздобыть? Даже мой знакомый мастер по этой части Мойша Зельдерман за сутки не обернется, хоть бы и за тройной гонорар. Решил – повезу на авто. Другого выхода нет. Пусть себе сука на заднем сидении видами любуется. И еще мечтаю дорогой, что какая иная мне награда полагается. Вдруг меня Шнипперсон из рядовых маляров в мастера переведет? Совсем хорошо было бы, чтоб в начальника смены. И заработок побольше, и времени свободного. Тогда мог бы и в заочном шпалоукладочном техникуме восстановиться. Надо ж деткам своим какую-никакую корку показать в воспитательных целях.

Так за раздумьями разными подъезжаю к дому. Охранник ворота открывает. Бросил ему ключи и пехом уже в светелку. Моя услышала, спустилась со второго этажа, на шее повисла. Ну как такой сразу о предстоящей разлуке открыться? Поэтому только утром признался. Поклялась мне в мое отсутствие глаз с прислуги не спускать и на конюшню ее, коль пропадет что. Челядь совсем разбаловалась, особенно Параська. После того, как сблудила со мной, нос задрала. Хозяйке дерзит, уж и вожжей не остерегается. Надо будет ее взашей после приезда. Пусть едет себе на ослике в поисках хлеба насущного, а я ей воздушный поцелуйчик на дорожку отправлю и рукой вслед помашу движеньями плавными.

Когда отъезжал, то подглядел в заднее зеркало, как супруга моя ортодоксальная нас с лендровером сзади перекрестила. Сразу легкость наступила необычайная, словно только что с разнорабочими таджиками косячок сообразили. «Хаву нагилу» замурлыкал от чувств любвеобильных. Когда к Шнипперсону подъезжал, «Гимн демократической молодежи» допевал. Люблю я песню эту задушевную.

Встречает меня Яков Моисеевич в домашних тапках войлочных, в дом зовет. Захожу, матерь божья – красотища неописуемая. Витражи, позолота, статуэтки мраморные, как в Ватикане. Разве что достоинство фигами не прикрыто. На одном причиндале шляпа ковбойская покачивается. Пахнет сигарами гаванскими Боливар. На стене – телевизор. Я такой большой раньше видел только по телевизору в передаче про Филиппа Киркорова и его задушевного друга-сподвижника Максима. Живут же Шнипперсоны – каждому пожелаешь! Как сыр в масле перекатываются! И еще пришел я к неутешительному для себя выводу, что мансарда моя на Елисейских уступает. Эх, надо было не жмотиться, на третьем этаже брать. Что с того, что оттуда вид ограниченный – зато семь комнат, не считая подсобных помещений.

Стушевался я малость. А как же иначе? Как не оробеть при этаком богачестве? Но тут и вовсе, чуть в штаны не наложил с испугу. Высовывается из-за спины Якова Моисеевича вот такенная рожа с пастью саблезубого тигра. Алабайка. Центнер агрессивного мяса. Одно утешает, что глаза вроде добрые и хвостиком повиливает.

– Не шевелись, Соломончик. Я тебя умоляю! В ближайшую минуту судьба твоя решится, – остерегает меня Яков Моисеевич и сторонится, собачку вперед пропуская.

А я и так, без слов его страхонаводящих, не дышу давно. Только мурашки на спине и икота.

Подходит тварь ко мне, обошла по часовой стрелке, обнюхала и лапу подала. «Гав, гав», – сказала. Видно, поздоровалась так. «Наше вам с кисточкой, – отвечаю. – Весьма радс».

– Теперь суй ей колбасу, – командует Шнипперсон.

Я, как сказал поэт, достаю угощение из широких штанин дубликатом бесценного груза, глаза зажмурил и сую в пасть четвероногого друга четверть батона любительской за триста восемьдесят. Арафатка нежно приняла продукт высшего сорта, с благодарностью. Ладонь лизнула и поверх нее зубами лязгнула. «Не дрейфь, мол, Соломоша. Не трону покуда», – намекнула она мне этим лязгом.

Когда ей Шнипперсон намордник надевал, она усердно головой вертела и слюну пускала. Но далась, куда деваться? В лендровер мой Арафатка уже сама запрыгнула.

«Поехалииии!» – возликовал я и вдавил педаль. На российско-украинской границе мы встали через шесть часов. Я впопыхах даже полуденный намаз пропустил, чего в обычной обстановке ни себе никогда не дозволяю, ни домочадцам своим, ни приживалкам. Надеюсь очень, что простится мне, и есть на то две причины, что сбудутся мои надежды. Первая – путешествующим дозволено на потом откладывать. Вторая – коврик в шерсти весь налипшей, Арафатка на нем чесаться приспособилась, а какой может быть намаз на грязном коврике – сплошное богохульство и ваххабизм в худших его проявлениях.

Читать дальше