Модест Казус - 365. Сказки антарктических писателей

– Я хочу утонуть в этих звездах – сказал он вслух и, хрустя рыхлыми комьями замерзшей небесной воды, пересёк снежное поле, остановился у края леса, где тянулась линия высоковольтных передач, задрал голову к верху, улыбнулся загадочно и начал карабкаться по мачте. Бездна неба приближалась, звала, манила, выветривая из его головы воспоминания о фабрике, городе, доме… Монтажник забыл о том, был ли женат или не был, а если был, то каким количеством детей обзавелся? И обзавелся ли вообще? Для него существовала только бездна ночного небосвода над головой, полная звезд и чудовищных далей.

Рано или поздно любая дорога приводит к более или менее логичному тупику. Монтажник достиг наконечника мачты, встал во весь рост, раскинул руки крыльями в стороны, крикнул во весь голос:

– Звездой!

И нырнул в черные волны небесного океана.

Как раз в тот момент, когда в Пулковской астрономической обсерватории профессор придумывал имя для новой звезды.

Один каверзный молодчик не мыслил собственной exsistentia без того, чтобы не напакостить, подсунув хлопушку или шутиху какому-нибудь респектабельному господину. Ибо, как считал молодчик, нет ничего смешнее респектабельного господина, насмерть напуганного бабахом хлопушки или шутихи рядом с ухом или задом.

Он выдвинул даже теорию о необходимости регулярного пугания респектабельных господ шутихами и хлопушками. Ибо внешние раздражители заставляют мозг совершать немыслимые кульбиты, менять форму и всякий раз принимать принципиально новое положение, предотвращая возрастное окостенение центральной нервной системы.

Но подобные бесчинства каверзный молодчик творить бесконечно не мог, и вскоре вырос из каверзного молодчика в респектабельного господина. Он начал торговать недвижимостью, ездить в собственном автомобиле, жить в собственном доме с собственной прислугой.

Так и жил, пока мозги его не окостенели и не высохли. Потому что не осталось в мире каверзных молодчиков, которые взрывали хлопушки и подбрасывали шутихи.

В захудалом баре на окраине Бангладеша повстречался мне непристойно странный человек. Странным в нём было всё. И глаза, и в глазах, и одежда, и обувь. По его жестам и повадкам легко было определить, что приехал он из тех самых мест, о которых мы обязательно говорим:

– Странное какое-то место.

И с нами обязательно соглашаются:

– Очень странное место.

И читатели обязательно подумают:

– Чем интересно живут в странных местах люди?

Итак, странный человек уселся на вертлявый табурет и заказал у старика-бармена стакан воды. Чище, чем воздух. Прозрачнее дна. Посидел, подумал о чем-то. Или о ком-то. Потом выпил, поднялся и направился к выходу, по пути неожиданно обратившись ко мне.

И что, как вы думаете, он мне сказал?

Повадилась как-то инспекция в один дом. Приходит и говорит:

– Не так!

Люди за головы похватались. Давай кричать:

– Что?

– Зачем?

– Ой!

– Ы!

– Всё так!

А инспекция им и отвечает:

– Нет, братцы, не так! – и закрыла их.

А люди из окон повылазили, гуляли и ходили колесом

Павел был сумасшедшим человеком. Он болел давно, и уже никто не помнил, каким он был раньше и был ли он раньше. И бывал ли в состоянии отличном от настоящего вообще.

Павел болел…

Его жалели. Жалели соседи, знакомые и люди, никогда не видевшие и не знавшие Павла, но готовые выложить кучу назидательных историй о нём. Детям внушали, что недобросовестных школьников ждёт такая же судьба, как у дяди Паши. А дети, играя в песочнице и шумно ссорясь, называли друг друга «Павликом – дебилом». Но в пять часов открывались окна и мамы кричали во двор.

Павел был далеко…

Он сидел на больничном табурете и жевал мягкий хлеб, обсуждая с соседом по палате будущее российской поэзии, роль эквиваленции в произведениях современных постмодернистов и прав ли был Сократ, расстилая ковры в комнатах дома своего.

А дети во дворе стреляли из деревянных арбалетов. А папы футбольно орали. А старики, стуча в домино, говорили, что тридцать восемь лет назад в этот же самый день выпал первый в том году снег…

На границе, где хмуро ходят тучи, служил один чрезмерно педантичный пограничник. Все было при нём: и бурка, и винтовка, и ответственность за покой граждан. И если бы не крайняя форма упомянутого педантизма, то быть ему при медалях-орденах да с девками, да по площадям красным.