Лучистое настроение пропало, когда, вернувшись, увидел, что на травке одиноко лежал Андрей.
– А где ребята?
– Уехали. Электричка раньше пришла.
– А как же мы теперь?
– А чего мы? Билеты есть, выпить есть. Поедем на следующей электричке. Она примерно часа через полтора будет. Ты, что расстроился?
– Да, нет вроде. Просто думал…
– А ты, Юрок, не думай. Жизнь прекрасна. Выпьем и быстрее их дома окажемся.
– Это как?
– Заснем здесь, а проснемся в Москве. Время для нас сожмется всего лишь до одного вдоха – выдоха.
Проснулся я на следующее утро от холода и боли в суставах. Лежал на бетонном полу, а голова покоилась на точно такой же бетонной приступочке. Рядом лежал Андрей и спал. С другой стороны тоже кто-то лежал и противно храпел. Тупо, но внимательно я стал осматривать помещение: небольшое оконце с решеткой впритык к потолку, голые стены серо – зеленого цвета, и все. Нет, еще было чудовищное сочетание запахов перегара и грязных носков. Принюхавшись, понял, что носки мои, а перегар соседский. Я встал, пытаясь, осмыслить увиденное, и размять суставы. С удивлением обнаружил, что в брюках нет ремня, а в ботинках шнурков. Надо же потерял где-то. Попытался восстановить события дня. Только какой день: сегодня это вчера или завтра? Или все-таки сегодня. Но, собственно говоря, какая разница? Ясно одно, что это не мой дом, да и у Андрея квартира поприличнее будет: у него в квартире точно стул и тумбочка есть. Ага, дело было так. Я вчера или сегодня напился. Мы с Андреем не поехали в Москву, а заночевали в местной гостинице. В хороших номерах мест не было, и нам дали вот такой номер на трех человек. И все-таки что-то в моем объяснении меня тревожило. Уж больно мрачный какой-то гостиничный номер, и главное, где тумбочка с графином воды? И вафельного полотенца нет. И писать очень хочется.
Я растолкал Андрея.
– Андрюш, мы, где находимся?
Андрей приподнял голову и удивленно посмотрел на меня.
– Ты, че? Ничего не помнишь?
– Помню, но очень и очень плохо.
– Да, нажрались мы с тобой вчера. В милиции мы с тобой.
– В какой милиции?
– В самой обыкновенной московской милиции.
– Так значит, мы доехали до Москвы?
– Как видишь. Доехали, – Андрей невесело усмехнулся.
– А за что нас. Хулиганили, дрались?
– Да, нет. Мы на открытие Олимпиады с тобой попали. Вчера, оказывается, было открытие Олимпийских игр, и Москву чистили от всяких нежелательных элементов, вроде нас с тобой. Если бы не открытие, мы бы точно до дома доехали. А так, вот видишь.
Андрей встал и потянулся. Брюки медленно сползли на колени. Ремня в брюках не было.
– У тебя тоже нет ремня? – я показал на брюки.
– Конечно, ты, что порядков не знаешь. У задержанных все изымается, на чем он может повеситься.
– Это правильно. У меня, как раз желание повеситься. Когда нас выпустят?
– Думаю скоро.
В подтверждение его слов через минут десять гулко открылась тяжелая дверь и нас позвали:
– Эй, студенты на выход.
– Здравствуйте.
– Что проспались. Проходите в дежурную часть, там протокол на вас составят, – сказал милиционер, выпустивший нас из камеры.
Мы прошли в дежурную часть. Перед нами сидел капитан, который, судя по цвету лица и возрасту, уже никогда не станет майором.
– Так, так. Что ж вы граждане студенты общественный порядок нарушаете? Ты ведь, – он показал на меня пальцем, – всю платформу заблевал. Да еще в такой день.
– Я не знал, что был такой день.
– Не знал. Ты. Что не советский человек? – удивился капитан.
– Советский, просто я забыл.
– Ладно, сейчас напомним. Значит так, граждане студенты мы оштрафуем вас и в комсомол письмо направим. Пусть вам там память восстановят.
– Может только штраф, без комсомола обойдемся? – робко попросил я.
– Ты, засранец, нашего сотрудника всего облевал, пока он тебя вел. И облевал в такой важный для всей нашей страны политический момент. Эти суки, американцы, бойкотируют Олимпиаду, политическую диверсию организовали. Хотели, бляди, нам праздник испортить. Ничего не получилось у них. Наша милиция никому не позволит праздник испортить. Благодари бога, что еще так легко отделался. А мог бы на пятнадцать суток загреметь
Из милиции мы вышли подавленные. Точнее я, а Андрей пытался утешать меня. Но я был безутешен. Именно в эти минуты я окончательно осознал, что накрылась не только моя карьера, но возможность убежать из – под венца. Уж лучше бы коммунизм наступил, чем эта гребаная Олимпиада.
Читать дальше