Георгий Балл: Вверх за тишиной (сборник рассказов)

Извините, я родился. Где мне сесть? Здесь? Спасибо. Так мне что, рассказывать о себе? Хорошо, я вас понял. Сразу, значит, рассказывать? Хорошо, хорошо, я вас понял. Только в одну автобиографию я не уложусь, ничего? Спасибо.

Сохранившиеся материалы обо мне, к сожалению, весьма скудны. Родился, кажется, в городе Иншуге. Или недалеко от города, в районе Иншугских Черемушек.

Кажется, родился на рубеже. Это было время больших потрясений. Возможно, я с честью вышел из них. По одним источникам, так оно и есть, но… (Трудно разобрать. Вычеркнуто.) [1] Здесь и далее замечания в скобках сделаны мной. (Г. Б.)

Имел дружеское прозвище Жирный. К тому времени уже был известен (очень широко) своими рассказами. В настоящее время трудно сказать, какие из этих рассказов сохранились или представляют… (Вычеркнуто.)

Пьесы, о которых никто не знает, погибли.

Судя по некоторым источникам, всегда писал на русском языке.

Хорошо-то как у вас. Это что, называется жизнь? Извините, понял. Вопросов не задаю.

Я родился в беспросветный осенний дождик. Интересно направление моего дарования. Оно развивалось в трех направлениях. Первые два я начисто забыл, а третье помню. Это нечто такое, что трудно назвать даже… Вот помню желания… Нет! И это забыл.

Успех пришел позднее… Хорошо помню один весенний вечер… Да, вспомнил! Вспомнил главное: дыхание времени ощущал всегда.

Я тут у вас сижу на стуле. И стул немного покачивается. Это от воспоминаний. Извините, сейчас соберусь в единую точку.

Я родился от тревог и забот. Это было великолепное время либеральности. Много видел снов. И даже играл на гитаре во сне.

В настоящее время проживаю там же.

А я все сижу (на стуле). Ха-ха-ха! Извините, это у меня вырвался смешок, а так, как вы знаете, я человек… Можно закурить? Не положено? Тогда я леденец — в рот. И продолжаю.

Помню животный страх. Нет! Нет!.. Я родился в берлоге. Глубоко. Под корнем старой сосны. Мать облизала меня языком и сказала: «Живи». Потом я окончил Институт Международных Отношений. Мать очень гордилась: все-таки я из первого помета. Где-то работал, что-то делал. В настоящее время забыл.

Я хочу признаться до самой, что ни на есть… И все как-то не получается. Все по касательной. А хочется глубины, хоть до желтого песочка. Смотрю прямо, смотрю в глаза. Как на плакате.

Я помню себя юношей. Юношей в течение многих лет был. Проходил военную подготовку. Учение давалось легко. Прошел все стадии. Я уже прошел все стадии, и в настоящее время хочу опять.

Люблю смеяться. Снят с военного учета.

Вот что я вам скажу. Немножко отойдите от меня. Чтоб мне было просторней на этом стуле. Я так к нему привык. Уже не понимаю, где кончаюсь я и начинается стул. Впрочем, это не для оправдания.

У меня удивительно правильные черты лица. Все очень точно. Хотя есть некоторые недостатки в характере. Насмешлив. Но в меру.

Глаза прекрасны. Уши.

Отличительная черта: вынослив, но нетерпелив.

В этом смысле неисправим.

Я тут у вас сижу на стуле, и так хорошо. Ветерком обдувает. Это что, лес тут недалеко? Стоп. Никаких вопросов. Все понял. Спасибо и извините.

Я ощутил себя не сразу. Первые моменты, то есть те самые первые моменты… Они наполнены. Они были до краев!

Лучшее, что есть в моем творчестве, — это личное ощущение (или ощущение личности?!), поднятое до значения общечеловеческого (или общечеловеческое вошло в меня с ощущением личности).

Хорошо изучил французский язык (в институте). Потом забыл его (язык). Но это не главное. Главное: я соединил… вернее, мне удалось опрокинуть (перебросить) туда… к детству (к самому раннему). В виде радуги — нынешнее мое ощущение личности (сложившейся). И я замкнул.

В настоящее время радужное ощущение не покидает меня.

Боже, время-то как между пальцами…. Мне можно еще посидеть? Спасибо.

Землетравонебосолнце — вот какое длинное слово получилось. Я родился в пятнадцати метрах от земли. Всего в пятнадцати метрах! Когда мои братья оторвались и полетели, я тоже почувствовал боль в том месте, где прикреплялся к дереву.