Маргарита Посохова - Для тех, кому не нужно славы. Серия «Трианон-мозаика»

Аня решительно помотала головой, и Оливье, не настаивая, пошел рядом с ней через маленькую площадь к гостинице. Они уже стояли у самых дверей, под ярко светящейся вывеской, когда он о чем-то спросил, показывая не то Ане на грудь, не то на ее шею. Она не сразу поняла, но потом достала из выреза блузки медальон. Вещица выглядела довольно неприметно: тусклая, потертая, то ли немного погнутая, то ли изначально кривоватая. Из-за этого обычно Аня прятала его под одеждой, скрывая от посторонних глаз. Но Оливье смотрел на медальон внимательно, пристально, даже протянул руку, чтобы дотронуться до него, но не решился этого сделать. Аня торопливо кивнула, прощаясь, и вошла в вестибюль. Поднимаясь по лестнице, она обернулась – молодой человек продолжал стоять на улице, глядя ей вслед.

– Жену надобно брать, чтоб была с усестом основательным, плотным… – как бы невзначай проронила старуха над прялкой, метнув внимательный взгляд на молодого мужчину, сидящего в креслах, прикрыв глаза.

– Зачем это? – непонимающе обернулся он к ней.

Старуха сосредоточенно перебирала кудель узловатыми сухими пальцами, и ответила не сразу:

– Дак ведь… Примета верная – коли усест не тощий, не вертлявый, будет хозяйка усердная и бережливая… И рожать легче, опять же…

– Да!.. – усмехнулся мужчина – Тебя только послушай!

Он поднялся, завязал пояс шлафрока, подошел к окну, оперся обеими руками на подоконник, прижался лбом к холодному стеклу. За окном было всё то же, что и накануне: сыпал мелкий снег, ветер наметал сугробы к нижним бревнам людской кухни. Дворник лениво шаркал метлой, выполняя повинность сродни Сизифову труду – через полчаса, много через час, дорожку от барского дома снова заметет. Но раз барин приказал мести снег столько раз на дню, сколько надобно будет, невзирая на многодневную метель, значит, снова придется метлой махать.

– Не прикажешь ли, батюшка, огню подать? Али самоварчик поставить?

– Два часа пополудни только, рано еще. Иначе вечер и вовсе бесконечным покажется – с горечью покачал головой мужчина, снова усаживаясь в кресла.

– Хоть бы метель утихла, так по гостям поездить можно – проронила старуха, искоса поглядывая на барина. – Святки кончились, но для гостей время самое лучшее. Все дома сидят, а где гости, там и разговоры, веселье…

– Веселье… – раздраженно бросил барин, отворачиваясь. – Кончилось мое веселье…

– И-и-и, соколик мой, Алексей Афанасьич, грех тебе, Бога-то не гневи! Ты человек молодой, не бедный, при чинах, при кавалериях, при заслугах… И здоровьем господь не обделил, и собой пригож! А монаршая милость вернется! Помяни мое слово, и года не пройдет, как призовут тебя обратно на службу. Ты думаешь, один тут такой? Вот послушай…

Она замолкла, продолжая сучить пряжу, постукивая по дощаному полу веретеном.

– Чего ж замолкла? – скучливо окликнул ее барин. – Начала, так сказывай…

– Как прикажешь, батюшка, голубчик – степенно склонила голову старуха. – Помнишь ли Зимяниных, у них еще годов десять назад пожар случился? Ну, где тебе знать – ты в отъезде был… Дак вот, сын у них… Да знал ты его, рябой такой, ровно горох черти на личике молотили! Увидал его новый анператор Павел Петрович, и велел сослать с глаз подальше. Дескать, «лик, уныние наводящий». Даже сказывают, поначалу сгоряча в Сибирь отправить велел, но потом остыл – в подмосковную услал.

– И что? – криво усмехнулся молодой барин. – К чему ты мне это рассказываешь?

– Да ништо… Он долго не кручинился, поездил-поездил по соседям, да и сосватал невесту, у Елецких. На Маланью обрученье пили, а свадьба перед масленой неделей назначена. Полста душ да мельница водяная в приданое…

– Не велико счастье – проронил барин, глядя в одну точку.

– Для кого как, соколик мой! Зимянин энтот, притом что рябой, еще и девятый сын у отца с матерью. Выделили ему на женитьбу родители даже не деревеньку, а хутор в четыре двора, и земля – супесь пополам с болотом. И то девку взял недурную – не старую, не уродливую…

– С усестом обширным – усмехнулся барин.

– Да что ты к слову цепляешься, Алексей Афанасьич! Я все к тому, что ты самую что ни на есть распрекрасную кралю за себя взять можешь, и с богатым приданым. Сам посуди – всех молодых дворян новый анператор на службу призвал, всех ровно граблями сгребли, а девки-то перестаиваются! Так что и за рябого, и за хромого родители с радостью отдают. А уж за тебя-то, голубчик мой! Всей у тебя и печали только, что Павел Петрович на круглую шляпу осердился. Другой-то вины за тобой нет, сам знаешь! Верой и правдой служил в этой своей коллегии… как она… Престранных дел…