Михаил Устинов - Обратная перспектива

– Интересно выходит: колесо – тебе, телевизор – тебе, – раскусила Саша. И не согласилась еще и принципиально: должен же он осознать, кто тут главное лицо. – Для начала родим мне кожпальто. Австрийское.

Колесо маленько не доросло, но Саня смолчал: подумает – обвиняет.

На всякий роток не накинешь платок. Сашу вызвал завмаг.

– Говорят, снова собираетесь по декрету? Видите ли, Саша, если б… А то у вас (ну все насплетничали девки!) какой-то предмет…

– А я что – так и должна с предметом за прилавком таскаться? Я не человек, да? Продавщица?

– Нет, мы вас ценим…

– Ага. Премии как раз лишили.

– Так ведь по жалобе.

– И еще будут!

Сговорились за свой счет. Ко времени выманили старорусскую бабку.

– И правильно, внушеньки, – шелестела она. – Враши ой недюжи ныне. А ты, голубушка, не бойша, я воробей штреляный!

– Ты сама, бабуль, если что, не бойся.

Среди ночи бабка растолкала Саню.

– Шкорей, воду штавь, полотенеч неши! И ношу не вышовывай!

Он и не высовывал, пока не услыхал крик. Подхватил заготовленный нашатырь и стремглав в комнату.

Саша, довольная, лежала на тахте. Бабка валялась на полу – не понять какая. И на старуху бывает проруха. Нашатырь помог, а когда объяснили, она с ходу просекла ситуацию:

– Внушенька, родила б мине жубы, а? Я бы жа тебя век Богу молилашь.

Саня вступился за жену:

– Побойся своего Бога! Тут девять месяцев жизни. Де-вять! Тебе-то сколько уж стукнуло?

Пальто вышло небольшое пока. Пупсу в самый раз. Ну, отвисится – подрастет, еще не вечер.

Хуже, что бабка растрезвонила, и пошли письма с намеками от родичей. Думают, в городе кисельные берега и молочные реки. Попробовали б сами. В магазине тоже стали приставать. Смехом вроде: той сафари, той пуссер, Зинка даже – «панасоник», как язык повернулся. Один с сошкой, семеро с ложкой. Она отрезала, что Саня в фирме́ ни бум-бум, тогда поутихли.

Выход был один – рожать деньги. Без денег любой худенек.

– И вообще проще! Без этой сплетницы обойдемся.

Дело мастера боится. Уже стало что-то побренькивать. Только дернул черт Сашу полезть за пупсом (уже антресоли перерос), и оступилась с табуретки. Итог плачевный – просыпалась горстка мелочи, даже без герба еще.

Когда Саня вернулся с работы, она сидела за кухонным столом перед кучкой монет.

– Ты чего это меди наменяла? У меня карточка.

– Я тебе покажу карточку! Ты о каких деньгах думал?

– Когда? А… О долларах, – немного смутился он.

– Долла́рах, – зло поправила она. – И на кой тебе, охламону, долла́ры? Ты хоть знаешь, как они выглядят?

– Маленькие, желтенькие – золото, в общем.

– Вот твое золото, Петя.

Но долго выражать отношение она уже не могла. Ведь и пуговицы у пальто выросли на мужскую сторону. Ясное дело, разделение труда: он мозг, она – вроде как руки.

Тут еще – накликала – Петр заявился.

– Сашута, понимаю, я не в праве… Но если б ты согласилась помочь!

– Сколько надо?

– Нет, я не то… Ну, не могла бы ты родить мне таблеток от алкоголя?

– Чего-чего?

– Пойми правильно – Сане ничего говорить не надо. Я сам все сделаю, ему никаких хлопот…

Выставила за дверь и Сане не сказала, конечно. И так самочувствие – родить летающую тарелку и улететь… Она уже подустала и отталкивала Саню, когда он с намерением приближался:

– Надумаешь какой-нибудь шпиндель, а я потом мучайся.

– Я же слесарь! – обижался Саня.

А когда кто-то наклеветал, что без него был Петр, он вскипел:

– Понятно! Ну гляди! – и побежал разбираться.

– Саня… – растерялся Петр.

– Я-то Саня! – раскачивал он пыл.

– А я вот, – Петр развел руками, – все пью…

Саня огляделся: одна циновка на полу, по углам икебана из бутылок. И вдруг пожалел его за такую японскую жизнь.

– Наливай.

– Твоя Сашута – золото, – убеждал Петр.

– Не трожь мою жену. Она тебе не Сашута. – И вообще слово «золото» он больше слышать не мог.

– Я не в том смысле. Святая женщина!

– А таблеток она тебе соорудит, – свеликодушничал Саня.

– Богородица!

Таблетки удались на славу. Петр, говорили, пить бросил.

Но запало его прощальное глупое слово. Если по уму – не такое и глупое. Пьяный – что малый. Устами младенца… А что?

– Сдурел, – равнодушно пожала плечами Саша, только он намекнул. Но постепенно и самой стало нравиться. Представить, как называют за спиной… И вообще нет проблем.

Готовились благоговейно. Недели за две стали говеть.

– Што, робяты, на этот раж удумали? – Бабка приехала моментально.