Яна Гецеу - Три грустные истории. Он её любит, она его нет. Что с этим делать – а есть ли ответ?

Но это была наша последняя встреча. Именно тогда Карина бросила меня. В тот проклятый вечер она объявила мне, что решила учиться в Москве. Вот сдаст экзамены, и после выпускного сразу уедет. Я впал в отчаяние, этого не может быть! Как же я останусь без нее? Я пытался что-то говорить в свою защиту, но Карина оставалась непреклонна. Я едва на колени не стал, но хозяйка моих чувств довольно жестоко объяснила мне, что так будет лучше для всех.

– Я не люблю тебя! – сказала она.

– Да и что ты мне можешь дать? Что вообще может дать мне этот город? Ты сам подумай, ведь здесь же нет никаких перспектив! Я не хочу гнить здесь всю жизнь, я хочу в Москву, как бы трудно мне не было! Даже если… ну неважно!

– Но ведь мы же не сможем видеться! – в отчаянии крикнул я.

– А и не надо! – последовал холодный ответ. – ты найдешь другую и забудешь про меня. Ну что такое первая любовь? – будто заучив чужое повторяла она. – Приятное воспоминание. Знаешь, сколько девчонок по тебе сохнут только в нашем классе? Женишься, дети у тебя будут, такие же красивые, как ты, – она погладила меня по волосам, заглянула в глаза. – Но пойми, себе я не хочу, не могу приказать! Не могу любить тебя только за то, что ты хороший и добрый. Ты мне очень нравишься, иначе бы я не стала с тобой водиться. Но любовь… такое у меня сердце!

Я готов был плакать. Мне хотелось умереть, но не выносить мысль, что я лишусь Карины. Мы долго целовались, ее волосы пахли чаем, я чувствую этот ее постоянный запах и сейчас. Я шептал, что никогда не забуду ее, она отвечала. Что я вру, и все у меня образуется. А я терял контроль над собой и сжимал ее, хрупкую, в объятиях все сильнее…

После этого вечера Карина стала избегать меня, считая, что говорить больше не о чем. Не брала трубку, если я звонил, хотя я точно знал, что она дома. Появлялась на улице с разными парнями, и пресекала все попытки поговорить.

– Неужели ты еще не понял, это все! я больше не хочу тебя видеть.

Мне хотелось убить ее и ее дружков, и я бил их, ввязываясь в разборки без конца. Изводился, и тихо сходил с ума. А вредная моя девчонка, ссылаясь на разные причины, отказывала мне во встречах. Со злости я стал гулять со всеми знакомыми девчонками, напропалую и без зазрения совести. Но при том я испытывал к ним отвращение – их волосы не пахли чаем. Я стал очень циничен и потерял уважение к себе и кому бы то ни было. «Я не мужчина, раз она не любит меня», и мучил все новых подружек. Друзья советовали бросит гордячку, не ценящую настоящих чувств, и посмотреть внимательно вокруг – всегда можно найти и покрасивее и подоступнее. Меня эти советы бесили – никого красивее Карины нет, я люблю ее с четырех лет! Пацаны пытались отрезвить меня, заставить посмотреть ан не реально – бледная, при черных волосах вообще прозрачна, узкое лицо, плоская, как доска. И при таких «достоинствах» жутко заносчива. Я впадал в бешенство, близкое к аффекту, и едва не дрался с лучшими друзьями, потом приходилось мириться. Временами мне все же начинало казаться, что они правы, и в Карине ничего нет, кроме звучного имени… но стоило мне снова увидеть ее бездонные черные цыганские очи, полные невыразимой ночной тайны и лунного света, и меня пробирала дрожь, и я казнился, не понимая, как мог я думать, что она нехороша! И она притягивала к себе, и демон желания изводил меня.

Весна в тот год пришла слишком быстро, Карина заканчивала школу, а я первый курс новооткрытого факультета рекламы БГУ. Приближался школьный выпускной, нагоняя на меня горькое отчаяние – скоро я даже видеть не смогу моего ангела! В душе я тихо лелеял мелочную надежду, что она не пройдет в МГУ, ведь это очень сложно, почти нереально, и ей придется остаться в Уфе. Я заботился о себе, а не об успехе Карины. «Но, – думал я, – чем же плох наш БГУ? Тоже очень престижное учебное заведение! Не Москва, конечно, но все же!» Но школу Каринуша заканчивала с большим успехом, и мрачные мысли, что ее способности все же проложат ей путь в Москву, добивали меня. И я сломался. Начал пить, ходил к любимой каждый вечер, доставал ее совершенно. Она не желала меня видеть ни пьяного, ни резвого, ругала последними словами, выговаривала, что у нее золотая медаль «светит», и к вступишкам готовиться надо, и вообще я – урод паскудный, чтобы больше не показывал ей свою рожу. Но я все же мучительно выжидал пару дней и снова наведывался к ней. Ответ был тот же.

Наконец, наступил несчастнейший день, когда Карина уехала, увозя с собой помимо своего желания мое сердце. Она уехала, и даже проводит себя не позволила – на вокзал ее отвез отец. Со мной случилась истерика. Я разбил стакан рукой и сильно порезался. Я метался по квартире, пачкая все вокруг кровью, и совершенно не представляя, как же я останусь без моей принцессы, и что же мне теперь делать. Я долго жил как в тумане, не имея сил бороться с депрессией. Не знаю, как сдал госник, и перешел на второй курс. Слонялся сутками по городу, сильно обхудал и сорвал почки. Мама очень переживая, уговаривала пристроить меня на лечение в больницу, где сама работала, но для этого ей нужно было меня сначала поймать. «Прости меня, не путевого, но сил жить по-человечески нет!» Не внимал никаким речам друзей, к вечеру регулярно напивался, шлялся с сомнительными девицами, мотался по чужим «хатам», курил гашиш и анашу, а то и вовсе что там подвернется. Ангел-хранитель, должно быть, получил премию, сберег ведь меня и от милиции, и от драк, и от заразы венерической. Но и выговор тоже – я продолжал пить. Тело не выдерживало, и в редкие моменты протрезвления ломало почки, сводило печень, рвота с кровью… В универе встал вопрос об исключении.