Инна Фидянина-Зубкова - Маша и самовар, Иннчик-сахалинчик. И маленькие сказочки о животных

– Не пьют. Они только самогон жрать и привыкши. Так мой папка говорит. Вась, а давай отвезём самовар в лес и отдадим его Карачуну. Пущай про него трындят, а не про нас!

Парнишка выпучил на подружку удивлённые глаза:

– Ты что, Машь! Нельзя с казённым добром обращаться плохо. Так дед твой говорит. Выпорет он нас, как пить дать, выпорет.

– Не выпорет, – ещё раз вздохнула Маша. – А в сани посадит и в лес отвезёт на пожизненное там проживание.

Пацан покрутил пальцем у виска, да так, что невеста не поняла: кому предназначался этот жест – ей или деду?

– Вась, – дёрнула его за рукав девчушка. – Пойдём гулять во двор.

– Пойдём во двор на позор, – согласился с ней малец.

– А давай плакат с самоваром нарисуем и с ним отправимся, ну типа парад устроим.

– Демонстрацию, – поправил её мальчик.

«Несанкционированный митинг», – поправил их голос с неба.

«Одиночный пикет», – из печной трубы дух Карачун завыванием ветра поправил голос с неба

– Бр-р-р! – замотали головами дети. – Ладно, обойдёмся и без плаката, мы ж не «ку-ку»!

Они посмотрели друг на друга:

– Или «ку-ку»?

– Ладно, у деда спросим.

– Да ты что, мой дед первый «ку-ку» на деревне! Так все говорят.

– А второй кто?

– Вторые мы с тобой, моя бабушка третья, а папка с мамкой четвёртые.

Тут Васятка вспомнил и о своих предках:

– Ну тогда и мои родственники «ку-ку». Чем они хуже твоих?

– Ничем, – согласилась Маша. – Твои тоже «ку-ку», наверное.

Дети взялись за руки и молча вышли во двор. Скрипнули калиткой и гордо зашагали по сельской дороге. Они шли без самоварного плаката, но им казалось, что они маршируют вместе с ним.

– И вас с праздничком! – высовывались из заборов люди и здоровались с сумасшедшими влюблёнными.

А Маша с Васей пересчитывали их по головам: «Тётка Глаша – десятая „ку-ку“, бабка Дуся – одиннадцатая „ку-ку“, Егор Степанович – двенадцатый „ку-ку“…» – и так далее.

А на улице была осень. Голос с неба спорил с Карачуном. Но злой дух неумолимо наступал. Скоро зима. А зима – царствие небесное тёмного бога Карачуна. Вот тогда-то он мозги и скрутит! И не только Машке, Ваське, их родственникам, соседям, но и всем нам. Правда, граждане? Милые, добрые, поможите!

Да нет же! Самовар у неё уже есть. Пошла Маша на базар покупать пуховый платок. Скоро зима, а прошлогодний поизносился. Старый платок её серый, немаркий. Но теперь наша Маша заневестилась, день рожденья на носу – девять лет уж как будет, и в школу она ходит аж во второй класс. Поэтому шаль ей нужна белая, нарядная. Так она сама решила. Эх, покупка шали – дело серьёзное, а посему Маша пошла на базар не одна, а с мамой. Заодно они купят белые пуховые варежки и валенки из белого войлока. Мама долго сопротивлялась, особенно она была против марких рукавичек и обуви. Но Маша применила все методы воздействия и давления, которые знала, вплоть до бойкота воды и пищи, и мать сдалась, хотя отец настаивал и требовал у жены держать оборону. Бабушка на этот цирк плевать хотела, а вот дед припёрся к внучке с тяжёлым кожаным ремнём, на котором сверкала начищенная зубным порошком жёлтая солдатская бляшка со звездой. Но дедова дочка (мама Маши) скрутила своему отцу руки и положила старого на пол мордой вниз. А бабушка и на пленённого супруга плевать хотела! Впрочем, она не видела позора мужа, а мирно ковырялась у себя во дворе, утрамбовывая компостную яму жухлой травой.

Вот так Маша с мамой и совершили весёлое путешествие на рынок в районный центр в маленьком дребезжащем автобусе. Ну, а вы как хотели? Деревенька настолько маленькая (Маша уже знает), что даже рынка в ней нет. А есть один-единственный магазин: слева промышленные товары, а справа продукты.

Едет, значит, Мария в автобусе и трепещет от счастья, представляя как будет расхаживать по школе туда-сюда, туда-сюда…

– Даже не раздеваясь? – усмехнулась мама.

Маша смутилась, оказывается, она мечтала вслух. Девчушка что-то буркнула в ответ и заткнулась, как ей казалось, навсегда.

Стоп машина, приехали.

Ну уж куда там! Ещё в один автобус – в городской. И до рынка!

Долгожданный рынок по идее должен был кишеть нарядными шалями, шубами, шапками, самоварами… Но он почему-то кишел мёдом, курятиной, рыбой, тошнотворным парным мясом и разделочными досками ручной работы. Маше стало дурно, ей срочно захотелось прямо сейчас упасть в обморок, но мать упорно тащила её куда-то за руку. И притащила: