Инна Фидянина-Зубкова - Маша и самовар, Иннчик-сахалинчик. И маленькие сказочки о животных

даже удивительная:

«А-А-А» – летает,

«Аа – Аа – Аа!» – поёт,

да и счастье нам несёт!

А если пригнездится,

«Ах, какая птица!»

Баба Дуся посмотрела на Машу, как на придурочную, и загадочно процедила:

– Ещё давай!

Учительница кивнула и перелистнула страницу:

– Белка любит кушать с рук,

когда ей что-нибудь дают;

надо Белку покормить:

с мамой, папой в парк сходить.

Бузина горькая ягода, но красивая,

невкусная, от того и плаксивая,

до земли свисают гроздья:

вы не ешьте меня, бросьте!

Сильный, смелый Богатырь,

он один победил

всех драконов и врагов;

да, наш Богатырь таков!

И тут бабка пришла в неописуемый восторг, захлопала в ладоши, засмеялась двумя последними кривыми зубами и закудахтала:

– Ещё, ещё!

Маруся строго на неё зыркнула, ведь у неё были другие планы – заняться правописанием пройденных букв. Но быстро сообразила, что навряд ли у знахарки найдутся чернила и бумага. И не отважившись спросить её об этом, решила:

«Потом свои тетрадки принесу».

И отрыла третью страничку:

– А то буква «В»…

Всего лишь через час-полтора в книжке закончились все стишки и училка перевела взгляд на свою ученицу, та довольная хлебала чай из железной кружки и закусывала сухарями. Точно такая же кружка стояла и перед Машей, а рядом сахарница. Напившись чаю, внучка нашла глазами рисованные от руки карточки, лежащие рядом с игральными картами и спросила:

– А это что за картинки?

Благодарная за «ленинские чтения» бабка взяла их в руки и благосклонно ответила:

– Карты Таро, по ним гадают да судьбину предсказывают.

У Маши загорелись глаза:

– Научи!

Ведьма задумалась:

– Да я б тебя научила, но така наука опасная, за неё мзду платить надо.

– Какую мзду?

– Ну оброк.

Ребёнок опять не понял. Старуха разозлилась:

– Коль подаришь мне свой волшебный самовар, так научу тебя ворожить!

– Какой такой самовар?

– А тот, который Карачун тебе в лесу подарил.

Маша уже и забыла, откуда в их семье появился любимый пухлый самовар, забыла про свой давнишний поход в зимний лес. А про злого дядьку Карачуна вспоминала, как дурной сон. Она медленно вылезла из-за стола:

– Я это, пойду, пора мне.

И пятясь, двинулась в прихожую. Еле-еле отворив тяжёлую дверь, нырнула в сени, а из них во двор и вниз по горке до родной избы!

Беги, Маша, беги домой не сворачивая, а то совсем ум за разум зайдет. А оно тебе надо? Живи проще, не колдуй, не ворожи, сны поганые не вспоминай. И когда подрастёшь, ходи тихонько да по стеночке, на власть имущих не вякай. А то мало ли, вдруг поэтом иль ещё какой важной шишкой захочешь стать…

Мария никому из домашних не сказала, где была. А и кому такое расскажешь? Родители отругают, Васька тоже, а дед с бабкой умрут от зависти, ведь любимая внучка не им стишки читала, а злющей ненавистной ведьмачке.

– «Азбука!» – вспомнила девочка. – Я ж её у Дуськи оставила!

Букварь – книга ценная, ею разбрасываться нельзя. Молодая горе-учительница всю неделю страдала: и так прикидывала, и эдак. Даже обдумывала план незаконного проникновения в чужое жилище. Но в следующее воскресенье она очень легко и уверенно схватила с полки чистую тетрадку с изумительно пахнущей промокашкой, а со стола чернильницу с пером (деревянную палочку с железным носиком на конце, который обмакивали в чернила и писали). И побежала в горку, прямо к дому бабы Дуси. А в голове только две мысли: «Лишь бы не расплескать чернила!» и «Лишь бы никто меня не увидел!»

Прибежала. Подышала минут пять на выкрашенный зелёной краской забор, тихонько скрипнула калиткой и сделала шаг на огородную тропку очень жадной до чужого волшебного добра ведьмы. А та как будто ждала Марусю. Старуха сидела на крыльце своего теремка и глазами пожирала девчонку. Внучка, как под гипнозом, медленно приблизилась к карге и встала перед ней, как сорняк репей. Бабка хмыкнула, чуть присвистнула, оторвала дряхлые телеса от ступенек, призывно кивнула, моргнула, развернулась носом-закорючкой к входной двери и почапала внутрь. Маша, как заворожённая, следом.

А в хате баба Дуся посадила гостьюшку за идеально чистый стол (предметы ворожбы, видимо, куда-то попрятались от юной Ленинки), отхаркнула кровью в ведро с углём и прорычала:

– Давай, учи! – она бросила невесть откуда взявшийся букварь на стол и присела на стонущую от долгой жизни табуретку.

Маша аккуратно поставила чернильницу, положила перо, открыла тетрадку и пододвинулась поближе (к уже жалкой на вид) старушке: