Давид Сеглевич - Смена веков. Издание второе, переработанное и дополненное

Так прошел январь. Февраль наступает. В дорогу пора. Снова на север. К алеутам, к эскимосам. Пока дойдем там, глядишь, и весна наступит – самое время на восток пробиваться, к дому…

Провожают нас с почестями. Даже их храм, возле которого палатка Кукова стояла, нам отдали. И как это умудрился наш капитан святыню местную выпросить!.. Разобрали там кое-какие из построек. Дерево на корабли доставили. Только одну статую не велели нам трогать. Самую на вид ужасную. Объяснили нам, что то их злой бог по имени Ка. И вроде бы вот-вот явиться должен. И намекают, что лучше б нам с ним не встречаться.

Тут как раз несчастье случилось. Канонир наш, Вильям Ватман, внезапно помер. Был он с нами на берегу, да захворал. С неделю отлеживался в палатке. Потом вроде бы на поправку пошел. Как только стали мы в дорогу собираться, отправили его на корабль, к пушкам его разлюбезным, долечиваться. А через два дня привозят к нам на катере его тело. Замолк наш весельчак, а славный матрос был. Все его любили. Как и я, ходил с капитаном во все его плавания.

И опять умудрился наш капитан договориться со жрецами. Это насчет похорон. Великий Жрец отдал под могилу самое святое место: возле храма этого. Туземцы даже сами вызывались похоронить Вильяма, но капитан наш вежливенько так отказался. И то сказать: срам-то какой: доброго христианина – да по языческому обряду. Мы службу совершили как положено, по-христиански. Туземцы стоят тихо, почтительно, наблюдают за церемонией. А как стали мы зарывать могилу, тут они и пошли. Кабанчика несут запеченого, кокосы, фрукты разные, цветы… И все это – туда, в яму…

На следующий день снялись мы с якоря и пошли на север. И может, все бы пошло нормально и капитан наш был бы жив, кабы не эта чертова мачта на «Резолюшн». Бог его знает, с чего ей вздумалось треснуть. То ли дерево с самого начала было с гнилью… Так ведь не один год продержалась. И вдруг – хрясь! Обломилась как раз посередине, только паруса зашуршали и опали, как миллион осенних листьев. Всё, приехали. А без фока куда пойдешь? Капитан только головой покачал и отдал приказ возвращаться в Керагегуа Бэй, мачту чинить.

И вновь поставил Кук свою палатку на том же месте, у свежей могилы.

А туземцы… Вроде бы и те же, да совсем не те. Словно подменили их за неделю. Как будто и встречают нас почтительно, и товар на обмен привозят, и на корабли к нам жалуют. Только ни веселья особого, ни радости. И в храме ихнем только одна статуя так и торчит – все тот же бог Ка со свирепой рожей. А главное: наглые стали да вороватые. Так и норовят стырить все, что плохо лежит. Особливо привлекал их металл всевозможный. Стальных ножей да кинжалов у них уже много было. Мало тех, что у нас выменяли, так они наловчились из любых кусков железа ножи делать. Мы у них даже пару старых кинжалов видали. Работа, конечно, топорная. Заметно, что не кованы, а отбиты из чего-то. Откуда – понять не можем, до нас ведь на островах этих никого из европейцев не было. Видать, прибило когда-то к берегу останки затонувшего судна. Вот ножи эти и оказались потом роковыми для друзей наших…

Один туземец ушлым таким оказался – на глазах у нашего кузнеца схватил кузнечные щипцы – и стреканул за борт. Мы быстренько шлюпку – на воду, да и за ним, в погоню. Куда там! Подобрала его большая пирога, причалила в сторонке… Но матросы распалились, на весла налегают, выскочили на берег. Тут подоспели ребята из берегового поста… Словом, крепкая драка разгорелась. Все весла переломали. Слава богу, что вождь их Пареа вмешался. «Едем, – говорит, – к Куки, разбираться». А на чём, коли весел нет? Пареа тут велел островитянам вёсел притащить. Поплыли. Кук встречает возле своей палатки, злой, как сотня дьяволов. Но с Пареа говорит вежливо, без крику… Словом, всё наворованное нам тут же вернули: и щипцы, и зубило, и крышку от котла, и даже картуз боцмана нашего, что стащили с него в драке. А Кук устроил нам всем разнос. Как, мол, могли высадиться без его ведома и побоище устроить! Как смели оставить береговой пост! И поплыл с нами на «Резолюшн», чтоб и там порядок навести…

А следующий день, воскресенье 14 февраля 1779 года, никогда не забуду. Только рассвело – слышу на палубе возбуждение. Крики, ругань, проклятия. Наш большой катер ночью уперли. Стоял тихо-мирно на якоре со спущенным парусом – и на тебе! Тут уж капитан рассвирипел. Отрядил пару лодок, чтобы перекрыли выход из залива, а сам с лейтенантом и с нами, десятком матросов, – на берег. Все при мушкетах. «Захватим, – говорит, – вождя Кариопу. Будем держать заложником пока не вернут катер».