– Мне доподлинно известно, что у неприятеля нет крыльев.
Гордый был да самоуверенный, царствие ему небесное…
Как объявил Вулф своим офицерам место высадки, те аж обомлели. Да как, мол, такое возможно?
– Потому и пойдем с юго-запада, что нас оттуда никак не ждут. Я сам, – говорит, – в ответе перед Его Величеством и народом.
И пошли наши боты неспешно да без шума. Ночь осенняя, темная. Народ на лодках хмурый сидит. Разговаривать не велено. Часовые французские их заприметили-таки сверху. Окликнули. Да и то сказать: три с лишним тысячи человек, да при оружии, да с пушками… А капитан Фрезер из лодки им что-то эдакое загнул на чистом французском – наши ребята ничего не поняли. И сверху: «Пассе! Пассе!» Проходите, мол.
Какое чудо помогло ребятам в ту ночь на скалы влезть – одному богу известно. Сто раз их могли увидать да и смести шрапнелью. Французский дозор эти скалы обходил еженощно. И надо же: как раз в тот вечер у командира дозора лошадь уперли! Кто стащил, какие конокрады? Не похоже, чтобы англичане заранее кого-то подослать смогли. Или был-таки свой человек во вражьем стане?
Поутру, как солнце поднялось, увидали французы наши полки в полном боевом порядке. Наших-то маловато было: три тысячи против десятка тысяч французов. А поле – от берега и до леса – без малого в милю шириной. Вот и поставил генерал Вулф два ряда вместо трех.
Мы стоим против берега. Все на палубе. Ждем, что ж будет. Тихо, только река плещет… И вот – пальба. Ничего не видим, что там наверху делается, только слышно: хлоп… хлоп… Как сучья в костре. А потом завидели мы дым. Мне даже показалось будто гарью потянуло. Горит что-то, а что – не поймешь. Оказалось, наши на левом фланге перестрелку затеяли, столкнулись с отрядом французских ополченцев. Там как раз мельница стояла и несколько домишек. Как стали англичне ополченцев теснить, те и подожгли и дома, и мельницу. Чтобы англичанам, значит, не отдавать. А нашим дым только на руку. Прикрыло ребят занавеской этой, не видно их совсем, и сколько там народу – не разобрать.
А пальба меж тем – все громче и чаще. Только слышим: вразнобой палят. У ополченцев французских – винтовки. Это тебе не мушкет. Ствол нарезной, пуля летит вдвое дальше. А что толку, когда порядка в стрельбе нет? Англичане залегли себе и ждут. Генерал Вулф приказал заложить в мушкеты по два заряда и не стрелять, пока неприятель вплотную не подойдет. Признавались потом ребята: нелегко, ох нелегко им было держаться! Французы все ближе и ближе, а впереди – сам Монкальм на вороном коне скачет, шпажонкой воздух метелит. Вот сейчас пойдут в штыковую атаку, сметут всех к чертовой матери. И тут: «Огонь!». Встали наши солдаты да и дали залп. Почитай, четверть наступающих тут же грохнулась оземь. Остальные остановились, как в стену врезались. А наши сделали шаг-другой вперед – и снова дали залп. В упор, так что их самих кровью забрызгало…
Что тут началось! Стоны, крики. Раненые, умирающие на земле корчатся, кровь кругом. Бегут французы, бегут в панике. Только Монкальм на своем вороном еще вперед рвется. И тут сзади, с пригорка, наша пушка ударила. Шрапнелью. Генерал на лошади назад качнулся, потом коня поворотил – и вдруг сразу весь обмяк, к крупу привалился… И понес его конь назад, в город Квебек. Там он на другой день и помер.
Англичане тоже бегут, неприятеля преследуют. А того и не знают, что их командующего уж и на свете нет. Бывает так с командирами: то стоит он, как заговоренный, посередь шквального огня – и пули его будто облетают, а то вдруг словно приманивает смерть свою. Плохой был тот день для Вулфа. Еще утром, до наступления, зацепило ему руку. Перевязал наскоро, наблюдает за боем. И как раз перед нашим залпом, может минуты за две до того, – сразу две пули: одна в живот, другая в грудь. Упал командующий, кровью обливается. Адьютант кричит ему: «Сэр, они бегут!» – «Кто?» – «Неприятель бежит!» – «Ну, слава богу. Можно и умереть спокойно». И тут же богу душу отдал.
Вот так оно было на Авраамовом плато. И перешла к нам Канада с ее лесами необъятными, с озерами да реками без счету. Не одолей мы тогда, под Квебеком, так у Британии сейчас бы и вовсе владений в Америке не осталось. Новая Англия-то, вишь, откололась. А Канада – она британская. Знаю: надолго, на века…
Бенджамен Уэст. Смерть генерала Вулфа. 1770
Читать дальше