Давид Сеглевич - Смена веков. Издание второе, переработанное и дополненное

…Они приблизились к зданию Медицинской школы, где жил Марат. Еще издали услыхали сильный шум. К дому было не подойти: вокруг бушевала огромная толпа. Вначале ничего невозможно было понять. Потом по возгласам, репликам, обрывкам фраз нарисовалась картина происшествия: Марат убит.

Альбер выглядел совершенно растерянным.

«Ничего, – подумал Фуркруа, – справимся и без Марата». А вслух произнес:

– Какая потеря для революции!

* * *

Повозка подкатила к площади Революции около трех часов дня. Лето только начиналось, но уже давала себя знать душная парижская жара. Народу, как всегда, собралось много. За последние полтора года парижская публика еще не насытилась ежедневными картинами проливаемой крови.

«Да, – подумал Лавуазье, – из всех зрелищ только одно не приедается черни: публичная казнь».

Он стоял в повозке без своего обычного парика, со связанными за спиной руками. От этого голова осужденного была приподнята, что придавало ему гордый вид.

Отмененная якобинцами католическая религия учила, что надобно прощать своим палачам и мучителям. Однако Лавуазье и при старом-то режиме не был ревностным католиком. И не собирался прощать. Ни жалкому выскочке Марату, возомнившему себя великим ученым, ни тем, кто пришел потом. Лавуазье даже радовался, когда узнал о гибели своего ненавистника. Не потому, что жаждал его смерти. Ему просто казалось, что теперь наступит конец преследованиям, обвинениям, доносам. И жизнь – его самого и его семьи – перестанет висеть на волоске, как это было последние пару лет. А радоваться было рано. Когда делами академии наук в Конвенте стал заведовать Фуркруа, академикам пришлось несладко. К ним теперь относились с нескрываемым подозрением как к пособникам контрреволюции. Пожалуй, выиграли от перемены только политиканы от науки, что всегда умели приспосабливаться к обстоятельствам, а из всех видов доказательств предпочитали политическую риторику.

А член революционного трибунала негодяй Коффиналь, приговоривший его к смерти со словами «Республике не нужны ученые»? А покровитель Коффиналя Робеспьер, бросивший вслед за Коффиналем: «Революция нуждается не в химиках, а в патриотах»?

Лавуазье не мог знать, что и Коффиналь, и Робеспьер очень скоро прибудут на это самое место на площади Революции в таких же повозках, в какой сейчас доставили его.

…Гвардейцы вывели его из повозки и уложили на помост. Рухнул нож гильотины. Голова Лавуазье упала в корзину…

– Всего мгновение потребовалось им, чтобы срубить эту голову, но и за сто лет Франция не сможет произвести другой такой, – заметил Лагранж.

«А ведь этот Лавуазье был только игрушкой в наших руках», – подумал его собеседник, но вслух ничего не сказал.

* * *

– Вы слышали об опытах Тесла, барон?

– Никола Тесла? Ну, кто же о нем не слышал!

– И вам не кажется, что нашему древнему сообществу опять пришла пора действовать, и действовать решительно?

– Напротив, мне казалось, что всё идет как нельзя лучше. Насколько я понимаю, наши отцы-основатели завещали нам хранить и оберегать закон сохранения вещества. Мы добавили закон сохранения энергии. И сделали это весьма своевременно и успешно. Мы сразу поняли, что сотворение энергии из ничего не менее губительно для нашей власти, чем сотворение материи. Пожалуй, даже более губительно. В наше время власть над энергией – это власть над миром. И поглядите: ни одна академия наук сейчас не рассматривает проекты, отрицающие закон сохранения энергии. И это – главная наша заслуга.

– Да, прямые попытки создать вечный двигатель теперь вызывают только смех. Но могут быть и косвенные попытки.

– Что вы имеете в виду?

– Тесла вроде бы заметил, что творит энергию из мирового эфира. Он не говорит о получении энергии из ничего. И тем не менее…

– И тем не менее, это оно и есть, сотворение энергии из ничего, из пустоты, которую мы теперь называем эфиром.

– Вот именно. И у нас уже готов план действий. Необходимо построить новую физическую теорию, которая, во-первых, не будет включать понятие эфира, а во-вторых – свяжет воедино вещество и энергию. Таким образом получится, что охраняемые нами законы относятся не к отдельным сущностям, а напротив того – представляют проявления единого начала.

– Одной идеи мало. У нас говорят: «нужна идея и парень к ней».

– Живет такой парень! – и звонко засмеялся, довольный своей остротой. – О нем и речь. Я хотел бы, чтобы вы с ним познакомились. Его жена работает в имении вашего отца. Парень очень талантлив. Служит в патентном бюро. Сильно увлечен физикой. Он в курсе всех новых теорий. Остается только повернуть работу его мысли в должном направлении, как мы это всегда делаем.