Давид Сеглевич - Смена веков. Издание второе, переработанное и дополненное

А в последнем нашем плавании не нравился мне Кук, ох не нравился! Поверите ли: когда он погиб, я не то чтобы радость, но какое-то даже облегчение испытал. Взялся он искать этот чертов Северо-Западный проход. Другой бы порыскал-порыскал, да и вернулся бы в Англию. Не пройти, мол, к Индии через эти льды. А наш одержимый был. Мы скоро поняли, что не успокоится, покуда и себя и всю команду не погубит. Да вот уберег нас господь. А его – нет.

И крепко страдал наш капитан разлитием желчи. Это и без подзорной трубы видно было. Кожа на лице желтая, под глазами мешки, а сами глаза постоянно злые, искры мечут и вроде бы даже размером меньше стали. Упрям стал, слушать никого не хочет. Но, видать, и сам понял, что до зимы нам никак не управиться, пора к теплу возвращаться. Когда повернули на юг и пошли обратно, к Сэндвичевым островам, мы было обрадовались. Сойдем, дескать, на берег. Всей команде – отдых, климат там – наиприятнейший, девки – загляденье: и поют, и танцуют, и сами к мужикам ластятся. Так ведь нет! Не так все получилось. На берег не высаживаемся, идем в лавировку вдоль берега. И первым делом Кук настрого запретил туземных девок касаться. «Ах вы, – говорит, – наглые сифилитики! Небось у каждого второго – дурная болезнь, а туда же… Девок им подавай!» «Скоро, – говорит, – вашими трудами, ни одного туземца на островах не останется по всему Тихому океану!» А то не берет в расчет, что ребята уже третий год в плавании. Мало того, что всякой дрянью пичкает, вместо грога нашего любимого какую-то бурую настойку сует, – так еще и баб не трогай!

А уж чтобы подстрелить туземца – и думать не смей. Матросы его величества большого греха в том не видели. То ж не христианскую душу погубить. Бывало, постреливали беспричинно, для забавы. Но у Кука такого и в заводе не было…

Ну, короткие вылазки на остров иногда делаем. Принимают нас хорошо, радушно. Меняем там топоры, гвозди и прочие железки на местные товары: съестные припасы, копру, древесину. Да и по женской части… Запрет – запретом, а природа свое берет.

Подходим наконец к широкому заливу. Утесы… Длинные две гряды. Желтые, как охра. В море вдаются по обе стороны залива. Хижины на берегу. Потом уж рассказали нам, что в этих голых скалах туземцы вождей своих хоронят. Одни только кости прячут в расщелинах, прости господи. Плоть снимают…

Спускаем шлюпки. И… сроду такого не видывал. Встречают нас. Да не просто встречают, а с каким еще почетом! Десятки, сотни каноэ на воде. Сопровождают шлюпки к берегу, а там уж толпы. И кричат, ликуют. Мы одно только слово и разбираем: «Лоно! Лоно!» Выходит вперед один крупный такой, разодетый, на голове – пышный убор из птичих перьев. И тоже: «Лоно… Лоно…» И на капитана нашего показывает. Кук выходит вперед, поклонился слегка. Понял, что перед нами Великий Жрец. И без всякого страха, без опаски пошел за ним. Мы следом потянулись. Идем по живому коридору, островитян разглядываем. Народ в украшениях, венках. На женщинах – юбки из пальмовых листьев, а выше – ничего. Благодать!

Заводят нас в какое-то строение за частоколом, а там – деревянные идолы со страшнющими рожами. Большие, в два человеческих роста. Подводят к ним нашего капитана, усаживают, скрещивают ему руки на груди, хороводы какие-то начинают водить. Поют, выкрикивают что-то, погремушками своими бренькают. А Кук – ничего. Сидит себе торжественно и молча. И вправду на их идола стал похож. Фрукты ему подносят, гирлянды цветочные. Аромат стоит, аж голова кружится.

А как закончились все эти церемонии, выводят нас из храма. Осмотрелся Кук и объясняет жрецу: нельзя ли, мол, мне вот здесь, по соседству, свою палатку поставить? А объясняться с местными мы уж умели. Больше знаками, но и слова кое-какие знали… Согласился жрец, даже вроде бы обрадовался.

Палатка у Кука знатная была. Просторная, высокая. Пол настильной из мелких досок. Он в ней всегда и инструменты свои держал, и сам обитал, когда на берег высаживался. Ему ведь по ночам за светилами наблюдать. Брезент надежный, хоть и выцвел слегка на солнце. Внутри свободно во весь рост стоять можно. Сколько раз, бывало, натягивать ее приводилось. И где только она не стояла. И на дальнем севере, на русских берегах, и на острове Пасхи, и в южных морях…

Живем на острове, покоем наслаждаемся. Оба корабля – на якоре. А капитана местные жители так и зовут: Лоно. Ну, он не возражает. Лоно так Лоно. Смешно даже: офицеры его тоже стали этим именем кликать. Своими ушами слышал: «Мистер Лоно…» И опять не возражает капитан…