Саша Чекалов - Обновлённый мир

Выхватив своего Долбодёра (да, вот именно так отныне и будет зваться его собственный ножичек!), Гоша полоснул дедка по щетинистому горлу и с удовлетворением услыхал удивлённое восклицание, а после – спазматический хрип. Дождавшись, когда звуки стихли, несколькими ловкими похлопываниями обыскал тело, снял с него пояс, вывалил содержимое себе в випмешок (завтра разберёмся, чтó там) и, оттащив мёртвого к обрыву, спихнул вниз.

Невольно задержался у края, чтобы услышать, как долетит снизу тихий всплеск, неизбежно завершающий любое падение… Так и не дождался.

На рассвете – продолжил идти. Вскоре дымка тумана превратилась в непроницаемую пелену, каждый шаг таил опасность… Впрочем, до поры до времени Пластилиновый (так ему больше нравилось себя идентифицировать: «Гоша» – слишком по-детски) щёлкал как семечки то и дело возникающие по ходу ерундовые траблы… и закономерно прощёлкал существенный: в том месте, где хрустальный ручей, вольно бегущий откуда-то из невидимой выси, размыл осадочную породу, целый пласт её внезапно просел под ногой. Георгий почувствовал, как, оцепенев на огромном коме и тем не менее, вот парадокс, убыстряясь с каждым следующим мгновением, едет вниз. Между тем ком накренился, и одинокий путник ухнул в ледяную пустоту…

Приземлиться на лапы шансов, естественно, не маячило (к тому же что толку, когда с такой верхотуры!) – поэтому молодой наскоро крутанул перед внутренним взором барабан отходной мантры и приготовился погибать… Но не тут-то было!

Неровности почвы, задеваемые одна за другой, причиняли страшную боль, однако каменные острия, и лоскутами, и длинными лентами сдиравшие кожу пополам с одеждой, раз за разом умудрялись оставлять кости (да и жизненно важные органы тоже) нетронутыми, а потом… оглушительный удар – и парень с головой ушёл под воду…

Очнулся на берегу. Позади расстилалась пустыня. А впереди, полузанесённый песком, возвышался Он.

Трир легендарных аргонавтов (или как их там).

Наскоро перекусив подвернувшимся гомоцефалом, систерций приблизился и почтительно замер перед величественным судном, до неузнаваемости изуродованным обстоятельствами и средой, но ещё способным поразить воображение своими масштабами (по одним им только и можно было узнать «Арго»: собственно, других вариантов просто не было).

Кося лиловым глазом, намалёванным рукой неизвестного гения, трирема косо стояла, по ватерлинию погружённая, казалось, не в песок, а в саму воплощённую Вечность; телепаемый ветерком, приглашающе свисал трап…

Гоша поднялся по нему, уверенно отыскал кают-компанию (старик рассказывал до того подробно, что перед глазами будто стояла подробная схема), прошёл внутрь… Ни души. На стене – неровный прямоугольник овечьей шкуры…

Когда при помощи увесистого багра, найденного в стеклянной (стеклянной ведь? по всей видимости!) витрине за стеклянной же дверью, Гоша выбивал последний костыль, послышался отдалённый, однако быстро приближающийся грохот – размеренный, слаженный… Поднявшись на мостик, систерций увидел, как «Арго» окружает целая пульчинелла отборных гвардии Его сверкания боевых эпителиев с полной выкладкой (действительно, на Балканах , что бы это слово ни значило, без оружия никуда) … Через четыре минуты беглец был пойман, схвачен, скручен и зафиксирован.

Возглавляющий отряд эпидермис лениво, двумя пальцами, потянул к себе випмешок Георгия, а оттуда посыпалось… и это… и то… Буке мой, чего там только не было!

И теллурийские трафальгарии, и цитайские неточки, и даже один перфорированный шуршик со спензией… И ещё брикет того самого пластилина – да если б только он! А то ведь и запрещённые машеромчики, и контрабандные солёные огурчики, и совсем уж ни в какие ворота не лезущий сероводомёд в ампулах (Гоша знакомился с трофеями в режиме реального времени: со слов секретаря, ведущего и одновременно вслух читающего протокол) … Тут набегáло на три, на пять полновесных пожизненных, но эпидермис почему-то молчал… Молчал, тупо глядя на маленький ножик – из тех, что в далёкие-далёкие советские времена называли перочинными.

– Эт чего? – просипел наконец, почти прошептал на выдохе.

– Нож. Не видите?

– Говорю, откуда он у т-тя? – Тяжело подойдя, офицер так двинул Гошу по печени, что тот прямо опешил: не, нормально?

– От отца достался. Наследство папочкино.

– То есть, я так понимаю, – загремел, прорезавшись, дискант эпидермиса, – досточтимый Последний, тайный воин Неместной Канцелярии нашего горячо Любимого, Единого и Неделимого, факторий первой степени Михаил Альбертович Большой-Змей – твой папа? Что-то не верится… А знаешь, почему? – Голос сорвался на визг. – Потому что у него был и есть лишь один сын. И этот сын – я!