Так – шаг за шагом, пядь за пядью – я начала отвоевывать себе личное пространство. Под предлогом бессонницы я перебралась в «гостевую комнату». Гостей там отродясь не бывало. Первоначально это была не то гардеробная с окном, не то альков для детской колыбели при спальне. Так или иначе, мы купили дом уже с перепланировкой, и между пространством в 4,5 квадратных метра и спальней была поставлена стена, и вход туда был из коридора. Там едва помещались односпальная кровать, стул и торшер, а большего мне и не надо. Главное, рядом никто не ворочается, не сопит, не сморкается и не пахнет. У меня вдруг резко обострилось обоняние, и запах мужчины стал просто невыносим.
Тили-тили, дзинь-дзинь-дзинь. Запели мои будильнички. Отлично. У меня еще сорок минут до прихода такси. Теперь, когда воды в доме используется вдвое меньше, я могу себе позволить маленькую роскошь. Я включаю душ и даю очень горячей воде протечь минуты две-три. И, когда ванная заполняется влажным теплом, я, как Венера из пены, но не выхожу из волн, а вхожу в облако этого пара. До прихода такси двадцать минут. Успею без спешки. Сушка феном – минутное дело. Стригусь я теперь у мужского мастера и потому супер коротко. Моя соседка не любит мой стиль и говорит, что моя прическа похожа на те, что у баб после химиотерапии. У меня, слава богу, обошлось без нее…
Все началось с ежегодной маммографии. Пришла в назначенное время к указанному в письме кабинету. Вывалила свою молочную ферму на поддон под рентгеновской трубой. Все как всегда. Оделась, собралась на выход.
«Мария, не могли бы вы задержаться. Доктор хотел бы поговорить с вами». Сижу в приемной. В ожидании листаю Vogue. «Господи, ну ничего нового придумать не могут. Точно такие сапоги на платформе у меня были не то в 75-м, не то в 76-м, а расшитая дубленка „афганка“ и подавно в 72-м, я только в институт поступила». Хотела еще гороскоп посмотреть, но не успела, меня зовут. Захожу. За столом сидит хозяин кабинета. К левому нагрудному кармашку приколот бейэджик «Dr. Parson. Oncologist». Напротив – женщина средних лет. Внешность абсолютно неприметная, но безошибочно узнается медработник. Я не вижу ее значка, наверное, ассистент или практикантка. Она жестом приглашает меня сесть на стул рядом с ней. Док приветливо улыбается и продолжает рассматривать снимки. Не успеваю я пристроить свою пятую точку, как женщина-ассистент хватает меня за руку, крепко прижимает к себе. В другой ситуации я подумала бы, что она сумасшедшая лесбиянка, не умеющая сдерживать свои эмоции. Я так и не поняла психологию этого приема. То ли из опасения, что, услышав диагноз, я наброшусь на врача с кулаками, то ли готовность подхватить меня, когда я начну падать в обморок.
Итак… Рак левой молочной железы. Вовремя обнаружен, но не стоит обольщаться – борьба предстоит долгая и тяжелая. Еще надо сдать анализы на чистоту лимфоузлов и проверить гинекологию. В зависимости от результатов методы лечения могут варьироваться. Радиология, химиотерапия или, чтоб уж наверняка, отрезать все на хер. Ну, на хер так на хер. Пацан сказал – пацан сделал.
Мой тогда-еще-муж то ли считал, что приносить цветы в больницу – слишком сентиментально, то ли – что это негигиенично. ОН, почему-то, в каждый свой визит приносил виноград. Только виноград, и ничего больше. Возможно, Фрейд смог бы объяснить этот виноградный фетиш как символ объединения – типа, по отдельности мы хрупкие одинокие виноградинки, а собранные в пучок – мы семья, мы сила. Не знаю. Я вообще не любительница фруктов, мне бы шоколадку или мороженое, но нет. В больнице НУЖНО было есть виноград. Как только он уходил, я отдавала коробку соседке по палате, а сама просила кого-нибудь из ходячих принести мне снизу из магазина вафли или драже М&M. Когда меня выписали, он как-то очень нарочито, я бы сказала, «навязчиво» стал за мной ухаживать. НАДО было не раскисать, взять себя в руки, принимать гормоны, от которых все время хотелось плакать и не хотелось есть, но НАДО. От гормонов же я начала толстеть, и весь мой гардероб стал настолько мал, что противно было смотреть на себя в зеркало. Но НАДО было «через не хочу» одеваться и идти гулять. В какой-то момент этих «НАДО» стало слишком много.
Когда тебе шестой десяток и у тебя нет ни детей, ни даже собаки; когда ты чудом избежала смерти от болезни, которая забрала всех баб в твоем роду – маму, сестру, обеих бабушек, тетку, ее дочь – твою кузину; когда все твои силы уходят на то, чтобы понять, кто ты теперь есть и как дальше жить, последнее, что ты хочешь видеть – это мужчину, с которым у тебя давно нет ничего общего. Да и было ли? А что, собственно, было? Секс, общий счет в банке и дом? Это много или мало? И как много или как мало мне НАДО теперь…
Читать дальше