Маша Фокс - 8 дней между вчера и завтра

Он потерял работу. Я не очень расстраивалась. Во-первых, я оптимистка и считаю, что все, что ни делается, делается к лучшему. Найдет другую. Во-вторых, у меня была неплохая должность консультанта в магазине тканей и очень кстати коллега из отдела портьерных уходила в декрет. Ее ставку поделили между желающими. Ситуация складывалась банальной, но не смертельной. Конечно, две зарплаты (особенно если вторая – его и основная) лучше, чем полторы. Легкие дуновения бедности слегка коснулись нашего существования (особенно в области холодильника и развлечений), но ведь ещё не нищета. Я убегала с утра, чмокнув в темечко спящего мужа. Три раза в неделю возвращалась ближе к ночи, прихватив в соседнем супермаркете что-нибудь из того, что выкладывалось в специальный лоток «лучше в вас, чем в таз». Так за час до закрытия можно было прикупить деликатесы с ограниченным сроком хранения, но зато за вполне демократичную цену. Уставала – кто работал в сфере обслуживания, меня поймет. Всегда заставала его в одном и том же положении: всклокоченный, небритый и злой – тупо тюкает в пишущую машинку. Иногда даже закрадывались недобрые сомнения: уж не валяется ли он целый день перед телевизором или с книжкой, а к моему приходу нагоняет эту волну занятости? Как-то раз подошла сзади, обняла за плечи и увидела: на столе ровными рядами разложены пятьдесят (!) копий его резюме. Каждое на двух страницах. На мой естественный вопрос «а почему каждое в оригинале?» он злобно буркнул, что, мол, только идиоткам не понятно, что ни один уважающий себя работодатель не будет читать резюме, напечатанное под копирку. Я постаралась возразить, что сейчас компьютерный бум. Да, компьютеры еще дорогие и для простого безработного немыслимая мечта, но на каждом шагу открываются мини-офисы, там за небольшую плату можно набрать текст и сохранить на специальной карте памяти, а потом, когда надо, можно сделать принтерную печать, которая будет выглядеть даже лучше машинописной. Он в одно движение вскочил на ноги, сбросил меня со своей спины, развернул лицом к себе и вмазал мне в левое ухо. Схватил за волосы и стал колотить моим лицом по клавишам машинки. Я орала так, что у меня потом неделю болело горло. Что это было? Ненависть к машинке? Ко мне? К будущему работодателю? Фрустрация отчаявшегося человека? Я вырвалась и убежала в ванную. Одним махом закрыла дверь, защелкнула шпингалет. Он пару раз двинул кулаком в дверь, пробил в ней небольшую дыру, но шпингалет оказался крепче. Через минуту я услышала стук захлопывающейся входной двери. Включила душ. Сквозь поток холодной воды услышала трель звонка. «Вот говнюк, еще и ключ забыл, не впущу». – Эй, господа, у вас там все в порядке? – голос соседа из квартиры напротив нашей.

Я не пошла открывать. Я вообще заперлась. Шпингалет внутри меня оказался даже крепче дверного.

Он вернулся с охапкой цветов и бутылкой вина. Плакал, умолял, обещал, стоял на коленях, менял пакеты со льдом у меня на голове, снова плакал и умолял. Я не ушла. Во-первых, идти было некуда; во-вторых, не могла ни себе, ни подругам признаться, что, кажется, ошиблась. Он еще делал слабые попытки иногда взять меня за руку или под локоть, приобнять, но я шарахалась от него, как от прокаженного. Постепенно сошли синяки. Боль не прошла, но поутихла. Даже секс восстановился, но… Моя добрая подружка Свадхистана уснула глубоким сном. Оранжевое свечение погасло. Навсегда.

Чай допит. Ставлю чашку на липкую от меда тарелку. Несу на кухню. «А вот и хрен с ним. Не буду их мыть. Пусть вообще присохнут друг к другу так, чтоб разбить, чтоб отлепились». За окном уже светло. Значит, скоро будильники зазвякают. А я уже вот она – на ногах и почти готова.

Возможно, если бы у нас был ребенок, все было бы по-другому. Но, с другой стороны, дети – не цемент. Сколько пар расходятся, женятся на других, детей воспитывают отцы чужих детей. Не дал Бог, ну, значит, не судьба.

Нельзя сказать, что мы стремительно отдалились друг от друга, но между нами стал углубляться ров, и не только ров, но и стена над ним поднималась все выше и выше. ОН становился все более несдержанным (вот тебе – хваленый английский джентльмен), я – все менее терпима к его грубости. ОН где-то вычитал, что бороться с приступами необоснованной агрессии можно с помощью пения. Это не было пением в прямом смысле слова, а нечто среднее между мурлыканьем и хмыканьем. Эти бессвязные ла-ла-ла и тру-ту-ту доводили меня до потемнения в глазах. Со своей стороны, я следовала рекомендациям подруги психолога и, как только он включал звуковую завесу, выставляла внутренний заслон под названием «водопад». Это когда ты представляешь себе, что ты в джунглях, стоишь по пояс в воде, а с горы струится поток воды, и ты прячешься за ним, как за занавесом, и наблюдаешь за дикими животными, которые пришли на водопой. Они тебя не видят, а ты ими любуешься. Идиллия, как в рекламе геля для душа, но возникает вопрос: «Сколько ж можно жить за шторой?».