Алексей Жак - Перевернутое небо

– Много если, – оборвал пожилой механик Гаврилыч. – Размечтался, малахольный. Что тебе в Архаре не жилось с молодой женой и двумя детьми? Что, все равно где, лишь бы свою кобелиную охоту почесать?

– Так оно того… новые впечатления, – начал было оправдываться третий, но сразу огрызнулся.

– Это тебе, старый, ничего уже не нужно: всё, что ниже пояса давно на пенсии. А мне разгрузка требуется, как и нашей словленной рыбе. Мне и денег за своё богатство не нужно, готов безвозмездно отдать всё, чем владею.

– А найдутся ли желающие на твоё убогое хозяйство? – съязвил Гаврилыч, тряся маленькой головой с реденькой бородкой перед широкоскулым лицом архангельского ловеласа, позабывшего об обязанностях перед оставленной далеко, за океаном женой и семьей.

– Что сказал? Это ты про меня сейчас сказал? На своё посмотри…

– Ша, баста, – стукнул кулаком по столу крепко сложенный мужик с выразительной внешностью сибирского охотника.

До этого он молчал, хмуро и невесело, но не выдержал, вмешался. Как рассказывали в экипаже, старший помощник не раз хаживал в тайгу на медведя с рогатиной, поэтому знал, когда необходимо влезать в схватку, а когда нет, и кому, как говорится, пора, самое время вдарить по рогам, а кому и по зубам.

– Хорош базарить, шпана. Леонидыч страдает, а вам развеселье. Устроили здесь сабантуй. Вроде тверёзые, а судачите языками, как бабы с перепоя.

Еще один заступник, подумал Дикарев, допущенный на обсуждение (как никак посильный переводчик), молчаливо оглядывающий спорящих из своего укрытия: посудного шкафа у дверей.

– Так мы чего, мы ничего, он же сам ни слова, ничего не говорит, молчком всё. Как сладилось там, на переговорах, с этими островитянами? Мы ж на них не присутствовали. Только гадаем. Чего остается. Чего от них ждать, какого навара? – предпринял попытку защититься боцман, которого в разговоре Шурик назвал Сильвером.

– А что у вас, в свою очередь спрошу, за разговорчики проскальзывают? Вот что меня интересует. Что промеж вас произошло, чего вы втихаря удумали: домой засобирались, наплавались уже?

– Так это не мы, это он… Сильвер придумал, – обиделся Шурик. – Он предложил. А мы что, мы все за то, чтоб квоту того… значит… выбрать чтобы.

– Ладно пздеть. Я всё слышал. Своими ушами. И Гаврилыча услышал. Как он отчаливал на словах. А вас, молодняк, давно раскусил. Старики намылились по домам, а вы, паскудники, в чужой огород норовите…

– Это ты, старшой, того… как говорит Шурик… перебрал с претензиями, – занервничал моложавый и с развратными мыслями отец отсутствующего рядом семейства. – Ну и фантазия у тебя. Скоростная на выводы. Как в аэродинамическую трубу они у тебя вылетает, выводы. И за мыслью не угнаться. Тебя аж всего, оглянуться не успеешь, в один миг в нее засосет, если не остановишься. Остынь.

– Лучше заткнись, – моментально отреагировал старпом. – Пока…

– Что пока, что пока?

– Пока… пока тебя не осрамили в нашем коллективе. Прилюдно не опозорили. Мне о тебе в кадрах порассказывали многое. Интересное.

– Что за намеки непонятные? Больше слушай сплетни. Язык-то он того… без костей. Я тоже кое-что выдумать могу. Мне не слабо. И про тебя также.

Старпом подскочил на месте, сжал кулаки.

– А… да… ну… ну, что там у тебя? Выкладывай.

– Ага. Сейчас. Размечтался, – отвернулся от него третий, и безразлично начал скоблить ногтем заусениц на лаке столешницы.

– Да хватит вам, наконец, грызться. Что вы, в самом деле, как дети? – не выдержал Гаврилыч, запамятовав, кто разжег огонь.

Он возник, как стена, меж двух задир, рубанул воздух ладонью, точно саблей.

– Всё. Брейк. Разошлись по углам.

– Да, верно, – сказал старпом и крякнул, он распрямил руки и разжал кулаки, – давайте-ка лучше, пацаны, расходиться по своим каютам. Подобру-поздорову. На этом внеплановое собрание считаю закрытым. Идите спать. Завтра будет день, будет пища.

«Умеет, черт, управлять эмоциями, – пришла в голову Гаврилыча неожиданная мысль, обратно противоположная первой: черт, какой горячий, однако, старпом. Они – мысли – у него не отличались стройностью. – Уважаю».

Шура встал и молча вышел в дверь. Только пробубнил в нос:

– Да и не шутил я вовсе.

6.

Несколько дней простояли без известий от собственника. Тот молчал, сохраняя недоступность персоны. На радиограммы не отвечал. Тянул время. И деньги тоже. Выуживая их из своего же кармана. Упорно не замечая растущий долг за пользование причальной стенкой, причем дорого оцененной и в валюте.