Алексей Жак - Перевернутое небо

– Подай другой кранец, – попросил напарник, – я, пожалуй, еще здесь закреплю.

– Валяй. На пирсе один инвалид покрутился, и всё на этом, – не унимался разгоряченный Дикарев.

– Ага, веревку принял. Вся хлеб-соль.

– Скажи спасибо и на этом. Тут, наверное, и людей нет. Вымерли. Или, как прослышали про визит рэкетиров, что нагрянут, сбежали кто-куда со страха. Донесли уже, поди. Подальше от русского уголовного элемента попрятались. Они ж тоже, наверное, газеты читают и радио слушают. Наслышаны, какие у нас в Союзе дела творятся. Надеюсь, тут имеются хоть какие-то достижения современности, какие-нибудь средства связи и коммуникации с большой землей?

– А мне кажется, по ходу им известно, что среди нас отчаянные беспредельщики водятся. Слухами, как говорится, земля полнится, и слава она завсегда впереди идет. Вот и драпанули.

– Недаром нас из Галифакса вежливо попросили. И недели не простояли. Вместе с рыбой отправили. Видал, какие у них там терминалы, целые поезда контейнера с причала возят? А наше добро побрезговали брать.

Дикарев присел на кнехт и снял рукавицы.

– Давай перекурим лучше, – сказал он.

– Ага, давай, – с радостью согласился матрос, – сейчас только закончу.

– Не, все-таки этот народец похоже наемными зэками на наших рыболовных судах не напугать, – поправился Дикарев. – Они только, пишут в газетах, русскую мафию боятся. Но Брайтон-бич отсюда далековато будет, а туристов оттуда не дождешься: кормёжка тут для них малокалорийная. Фосфора в ней много, а жрать после неё все равно хочется, – Сергей задумался. – Красотища, конечно, кругом, но все-таки своеобразная, не та картинка… Телевизор все-таки в этой глуши, я думаю, какой-никакой, хоть захудалый, а имеется, как ты думаешь?

– Что говоришь? – повернулся к Сергею матрос, закончив вязку. – Не расслышал.

– Говорю: их голой жопой не возьмешь, вот что.

– Пусть, пусть, – закивал матрос, – пусть идет. Чем скорее найдет, кого живого и морду ему начистит, тем быстрее денежки получим. Дай-ка огоньку.

– Думаешь? – Дикарев ухмыльнулся. – Если они все тут так шевелятся, как тот дед, то поминай, как звали наши капиталы. Не видать нам своих денежек, как своих ушей. Тю-тю. Мы для них кто? Никто. Дядя Сэм все захавал.

– Не сы в компот. Леонидыч, если кому вцепится в глотку, то не отпустит, пока не перегрызет, – матрос улыбался, вытирая мокрые руки о просаленный ватник.

– А зачем ему чья-то глотка? Ну, перегрызет он её, а дальше что?

– Ну, это я фигурально выразился. Добьется правды, короче. Из-под земли, но достанет. Мировой мужик этот Белоусов. Одно слово, настоящий кэп. Морской волк с челюстями и клыками. Я за него в огонь и воду. Давай со мной: в следующий рейс все вместе. С кэпом.

– Да ну тебя. – Сергей добродушно рассмеялся. – Нашел дурака и бессребреника, которому терять нечего. Нет уж, вы в одиночку топитесь за идею.

Парень будто воспрял от своих слов, вошел в раж. И стал пространно уговаривать Дикарева и вербовать его на свою сторону, вступить в клан, в фан-клуб капитана.

«Может быть, ему доплачивают за такую фанатичную приверженность, – подумалось Сергею. – Кто знает?»

Его веселил этот по-детски наивный увалень, неизвестно каким образом затесавшийся в команду рыбаков. Имея диплом культпросветработника, он выбрал странный путь первопроходца морей и океанов. Причем чистоту прежних помыслов с непоследовательностью разума шалопая променял на новое едва ли не маргинальное увлечение – на грязь, холод, грубость отношений между людьми, на отсутствие всякого комфорта и отрицательные условия быта, которые предопределены в рыбацкой среде, далекой от иносказаний. А облегченный труд оставил другим. Русский человек легких путей не ищет.

Ребячество, сказал бы на это Дикарев при иных обстоятельствах, но не в этот раз, не тот случай. Для подобного безрассудного поступка (надо же, в огонь и воду надумал!) нужно было иметь нечто более глубокое и в мыслях и на душе, чтобы решиться на такую отчаянную преданность. Это было нечто большее, чем детская шалость или бесшабашность. Упрямство? Может быть. Или тайный умысел. А может, безрассудная вера? Только вот во что. Он сам, Дикарев, что-то аналогичное хранил в себе, поэтому был к парню расположен, как никто из экипажа.

«Наверное, скрывается от алиментов, – подумал хитрый Дикарев, узнав о перевоплощении идеалиста, – а, собственно, что ты хотел от такого человека, как Серафим? Чему тут удивляться? – задал он себе нелицеприятный, не новый, а старый, давно испытанный вопрос. И тут же сам ответил на него. – А сам-то, сам… признайся, как ловко перевернулся. С ног на голову всё, что имел в жизни, перевернул. Не жилось тебе тихо и спокойно на воле. С чего вдруг дернулся, старое порушил, учебу забросил? А к чему она, ученость, когда земля под ногами горит, профессора на паперти мелочь собирают, инженеры бананами на рынках торгуют. Погнался за рублем, скажешь? Не хотел уподобиться своре прихлебателей жизни, подбирающих гниющие остатки с грязного пола, от голода сошедших с ума и бросившихся во все тяжкие, не гнушаясь унижением и попрошайничеством. А и то… пожалуй, верно. Хотя… не в них дело и не в их отталкивающем существовании тебе привиделась выгода. Не в них ты видел образец для подражания. А в ком, в чем? В чем состоит твоё счастье, и как найти свою пророческую путеводную звезду, что укажет направление, правильно укажет, не обманет в очередной раз?»