Владимир Дьяченко - Житомир-Sur-Mer. Паломничество Негодяя

Липкий холод волнения перед выходом в космос. Рамка досмотра. Если в человеке, совершившем преступление, что-то меняется, видит ли это рамка на входе в аэропорт? А если видит, то что?..

– Выложите все из карманов. – Вот, ключи, телефон… Звенит – это мой ремень. Снять? – Нет. Проходите.

Я следующий.

– Что это у вас? Нет, вот здесь, под сердцем. Признайтесь, что натворили. – Виновен, ваша честь. – Уверены? – Нет, ваша честь. – Проходите.

Табло со списком интересных орбит: Уренгой, Помары, Ужгород. Звукосочетания из детства. Зачем люди покупают билеты в эти города, где, очень может быть, нет никакой жизни. Во всяком случае, на взгляд человека, все детство не покидавшего краевого центра. В каком из этих мест лучше залечь на дно? Заморозить душу, остановить сердце, открыть новую эру, где грехи прошлой перестали существовать. Там бы и провел остаток жизни. Хотя лучше назвать остатком ту жизнь, что оставляешь позади.

– Скажите, девушка, где можно укрыться от неприятностей? – обращаюсь к девушке-кассиру. Она смотрит на меня с улыбкой жены Ноя: «Тоже хочешь в ковчег? Такая тварь, как ты, подойдет нам даже без пары». Но произносит она другое.

– Там, где свободно и неспокойно. – Звучит удивительно толково. И она права, в суете локальных дрязг и переворотов легко затеряться. – Киев?

Да она просто мудрец. Не зря Ной выбрал себе такую.

– Житомир от Киева далеко?

– Житомир-Sur-Mer или Житомир Vulgaris? – усмехается, чувствуя, что пойму ее теплый прикол. Объясняет: – Житомир Нижний или просто Житомир?

Смеюсь с ней в унисон. Ночью в аэропорту можно встретить и не таких персонажей. Я больше о себе, чем о ней.

– Мне тот, что у моря.

– Тогда вам не в Киев. – Прошила монитор взглядом, – аэропорт Поляны. До Нижнего Житомира километров семьдесят.

Киваю.

– Вылет в четыре тридцать.

Прекрасный город. Прекрасный маршрут. Прекрасное время. И только времена чертовы!

Под птичий стрекот принтера билет выползает из небытия чистого листа. Прямоугольник с текстом: Москва – Поляны. И тариф, обозначенный буквой невозвратности.

Еще входя в аэропорт, я уже задумался, не пора ли давать задний ход. Пара шагов, и здравый смысл главы семейства, его спокойствие возьмут свое. Еще пара шагов, и я правильно оценю происшедшее. Найду простое решение, которое все расставит по своим местам. Ты виновен, так прими наказание. Единственный достойный ответ на посланное испытание. Но не прокатило. Жена Ноя нашла мне место, и вот мой билет на ковчег. В один конец. В один конец всех концов. Если я кому-то нужен, если, правда, виновен, остановите меня. Если не выйдет, значит, я чист, прав и неподсуден. Нужно же хоть что-то оставлять на волю случая. Или Бога. Или пусть полиция лучше работает. У них еще три часа до моего бегства.

Билет. Как вбитый в стену гвоздь, позволяет маятнику качаться во все стороны с любой амплитудой. От раскаяния до полного оправдания себя. Три часа на освоение всего спектра терзаний, самоистязаний и самолюбований. Индульгенции на любой вкус. Самый злодейский и извращенный, потому как со стороны все очень уж похоже на обретение святости. Три часа на кресте сомнений. Или все же вернуться домой? Ладонь, губы, занавешенные глаза.

– Жена подтвердит, что вы были дома?

Жена убийцы скажет, что он святой?

Ничтожность собственной личности иногда потрясает. Не в смысле, что ты такой маленький перед огромным Богом и бескрайней Вселенной, а в том, что иногда ведешь себя как подонок, а потом находишь себе оправдание и живешь дальше.

Как на духу! Только чтоб очистить совесть. Житомир – тоже подстава. Я выбрал его не случайно. Так что дело не только в билете. Низость моего побега не украшена диадемой спонтанности. И честно, есть мне только одно оправдание: мой мозг затеял все это помимо обитающего в нем разума. Сам, своими над-, под-, сверх-, гипер- или еще какими-то сознаниями собрал данные, обработал, сопоставил и выдал решение. Даже не поставив нас в известность. Меня и мой разум. Кажется, этот процесс называется осознанием. Уяснением. Уразумением.

Я ждал, что меня даже не пустят в самолет. Без багажа, подозрительный. С таким жутким прошлым. А заняв свое место, ждал, что теперь не выпустят. Ожило старое подозрение, что все авиаперевозки – химера. Входишь в эту крашеную сигару в одних декорациях, круг поворачивается, и ты выходишь там же, только декорации совсем другие. А весь полет – просто убогая бессюжетная кинопродукция на экране иллюминатора. Сюжет сочиняю свой. Закрыть глаза… Спальня, приоткрытое окно, мерцание невыключенного телевизора. Намерения меняются следом за интерьером. Вернуться в спальню. Прижаться к обнаженной спящей жене. Дождаться движенья в ответ. Прошептать или не шептать слова извинения. И сожаления. И открыть глаза. Открыть глаза, и девушка в летной форме кротко и коротко скажет: «Пристегнитесь, взлетаем».