Валерия Алфеева: Паломничество на Синай

Господи, благослови меня донести свет Твой с Синая.

Просвети изнутри слова мои, как пронизывает солнце зеленую веточку Неопалимой Купины, когда я вижу на просвет резную ткань листа в золотых прожилках, и световая кайма обводит его края. Тонкий ствол в шипах, резной трилистник на черешке слева, трилистник справа, кверху они всё мельче… Веточка неброско увенчана тремя листами, и средний из них поднят, как лепесток огня на подсвечнике.

На корне этого Тернового Куста утвержден престол часовни. На этом корне — неповторимый в литургической жизни случай — совершается Божественная литургия, как на мощах мучеников. И когда монахи поют: «Осанна в вышних!», за окном алтаря виден зеленый куст, горящий и не сгорающий в евхаристическом огне уже семнадцать веков.

Так вот она, неведомая Каменистая Аравия — третья Палестина…

Справа от дороги поднимается багровая гряда гор и вершинами разрезает небо. Слева разлита глубокая синева Красного моря, неподвижная и матовая. Торжественная, безмолвная монотонность есть в пустынном пространстве, окрашенном в два ровных цвета — багровый и синий — под чистой небесной голубизной.

С непривычной скоростью поглощает дорогу автобус, огибая длинную дугу залива. Безжизненные обрывы отступают один за другим, открывая новые безжизненные обрывы. Они напоминают разломы пирамид, выстроенных в ряд и расколотых от вершины до основания с такой силой, что передняя половина провалилась под землю.

В доисторические времена два гигантских разлома — с северо-востока и северо-запада — пересеклись в Красном море, вырезав между Азией и Африкой треугольник Синайского полуострова. Воды затопили оба разлома, создав на востоке залив Акаба, на западе Суэцкий залив. Северная часть полуострова, находившаяся под водой, поднялась высоким плато Эт-Тих, обрывающимся к обоим заливам. Новые разломы избороздили твердь во всех направлениях, оставив глубокие скалистые ущелья — вади, и лавины схлынувших вод пронеслись по ним к берегам.

На этом побережье, где-то не доезжая городка Нувейба, мне предстоит найти ночлег.

Два часа назад в пограничном пункте Таба мне открыли визу, и через узкую дверцу в воротах, мимо арабских солдат с автоматами я вышла из Израиля в Египет. Дымился жаром асфальт, одинокий автобус был взят в окружение бедуинами, сменившими корабли пустыни — верблюдов — на разношенные такси. Трое из них, облаченные в длинные светлые одежды, похожие на прямые подрясники без пояса, двинулись ко мне. Бедуин с двумя черными обручами на голове, из-под которых ниспадало белое в красную клетку покрывало, затеняя черный блеск глаз, предложил отвезти в монастырь Санта-Катарина семь персон за сто пятьдесят долларов; другие согласно кивали головами, уверяя, что это хорошая цена.

Со мной не оказалось еще шести персон, — это было достаточно очевидно, — и мне в двадцать раз больше нравилась цена билета на автобус. Но шоферы с искренним удовольствием сообщили, что автобуса сегодня уже не будет, а будет он завтра в десять утра.

С этой неожиданностью трудно было смириться. Взвалив на плечо багажную сумку, я подошла к шоферу автобуса, узнать, нельзя ли доехать с пересадками, но он только повторял одно и то же арабское слово, возможно, означавшее пункт его назначения, с каждым разом громче, как будто все дело было в том, чтобы я хорошо его расслышала. Темнело по эту сторону границы, очевидно, столь же быстро и рано, около пяти — оставалось три часа, чтобы найти ночлег: многозвездные гостиницы на границе предлагали его за астрономическую плату — сто тридцать долларов. Я сидела на скамье под навесом и ждала, откуда придет нечаянное избавление. Тревоги не было, была тихая надежда, что и на этом пути в монастырь Господь Сам все благословит и благоустроит.

По одному и парами возвращались шоферы, переходя от хорошей платы к лучшей для меня и еще лучшей, преподав тем самым первый урок о ценности выдержки в восточных договорах. Снизошли до половины запрошенной суммы, после чего потеряли как доброжелательность, так и всякий интерес к моей не умножающейся на семь персоне.

Выезжали из ворот автобусы с туристами и машины. Появился седой нестриженый путник в панаме и шортах, сутулящийся под рюкзаком, свалил свой груз рядом, и я спросила, не направляется ли он в монастырь. Он ответил, что там уже был, и посоветовал попытать счастья в отеле «Дворец Саладдина» в пяти километрах, куда и он пока добирался.