Валерия Алфеева - Паломничество на Синай

Монах зажигает свечи на высоких подсвечниках перед царскими вратами: каждый подсвечник приподнят и утвержден на спинах трех медных львов, обративших головы кверху, к венцам из свечей. Их огни оживляют позолоту резного кипарисового иконостаса критского письма с небольшим рядом праздников верхнего яруса и огромным Распятием над ним.

Справа у колон возвышается трон архиепископа Синая, с великолепной резьбой по ореховому дереву и коленопреклоненными ангелами, поднимающими балдахин с куполком. Орел с раскрытыми крыльями поддерживает аналой, инкрустированный в восточном стиле…

Два монаха в рясах, склонив головы, стоят в стасидиях напротив меня. Третий у аналоя начал вечерню на недоступном мне греческом языке. Остальные стасидии, как и место игумена под навесом, пустуют. Но огромный храм заполнен этим негромким чтением, мерцающими огнями и отражениями, светлым сумраком, запахом росного ладана. Как разлитый вечереющий свет здесь явно Твое таинственное присутствие, и благодатная сень покрывает иконы и аналои, огни, отражения, тени и все сливает в глубоком покое.

После вечерни мне хотелось обойти храм, рассмотреть иконы и, может быть, увидеть мозаику под сводом алтаря. Но уже закрывали двери, монах прошел с длинной палкой, и медным колпачком, поднятым на ее конце, потушил лампады. Погасли свечи, один за другим ушли монахи, а ощущение благодатной наполненности храма осталось…

Встретив эконома, я попросила разрешения подняться на колокольню. Выстроенная на двенадцать веков позже собора, трехъярусная, увенчанная куполом с крестом, она высоко возносится над острым коньком крыши храма. Из проемов сдвоенных арок, огражденных только сквозным барьером, открывается широкая панорама всех сторон света.

И монастырь лежит, как на огромном макете. Глубоко внизу чернеют плиты мощеного двора, появляются черные фигуры монахов и цветные — арабов, работающих в монастыре. Пестреют черепичные крыши хозяйственных построек. Стиснутый со всех сторон крепостными стенами, монастырь разрастался внутрь самыми причудливыми формами и лабиринтами, так что плоские крыши нижних зданий служат двориками для верхних.

Тремя уступами ниспадает крыша базилики, выстеленная листовым свинцом: под самой высокой частью легко угадываются формы среднего нефа, обведенного колоннами; гораздо ниже — скат крыши над боковыми нефами; еще ниже — крыша над приделами, идущими вдоль стен.

Сразу за храмом посреди двора стоит дом с вынесенной наружу лесенкой и крылечком перед приемной Владыки на втором этаже. Вдоль всей западной стены по третьему этажу тянется галерея с деревянными столбиками и перилами, на которую выходят двери келлий для приезжего духовенства и гостей монастыря. Еще выше, во всю длину южной стены поднимается новый каменный корпус с арками широкой крытой галереи, монашескими келлиями, библиотекой и госпиталем. Все эти старые и новые сооружения, принадлежащие разным стилям и тысячелетиям — с разницей между базиликой и новым корпусом в четырнадцать веков, — столпившиеся в ограде, объединяются ею в некую целостность, как мозаика из разных материалов.

А в нескольких шагах от основания колокольни, под аркой — колодец Моисея. Бежав из Египта и проделав в одиночку тот путь, по которому он потом поведет народ израильский, он пришел в землю Мадиамскую и сел у колодца, потому что в пустыне колодец это то место, где можно встретить людей. И Господь выслал ему навстречу семерых дочерей священника Мадиамского, пришедших напоить овец. Колодец еще тысячелетия на два древнее храма, и его глубинные подземные воды по трубам поступают в монастырь, напояя его, орошая и омывая, как ветхозаветные глубины питают тексты и образы Нового Завета.

За крепостными стенами на юге полого нисходит в долину растрескавшийся склон Хорива, покрытый густой лиловой тенью. От восточной стены по склонам гор поднимается дорога на Хорив-Синай. С севера заслоняет небо Джебель-Деир — Монастырская гора или гора Святой Епистимии с еще озаренными гребнями и крутыми обрывами, — скалы ополчились окрест, защищая от пустыни оазис жизни преизбыточествующей.

Пока я поднималась по лестнице на верхний ярус, что-то знакомое удавливалось боковым зрением, и переведя взгляд из горной дали на ближайший предмет, я обнаружила старинный русский шрифт по краю колокола: «…усердием Павлы Ивановны». Обойдя по кругу огромный бронзовый позеленевший колокол, прочитала и всю строку: «Вылит сей колокол в Москве на заводе Димитрия Самгина. Весу 24 пуда». И ниже, помельче: «1870 года июня 27 дня в Синайскую обитель ко храму Св. Великомученицы Екатерины усердием Павлы Ивановны Моисеевой». Другой колокол, весом в 12 пудов, отлит на том же заводе «старанием Стефана».