Владислав Корнейчук - Отправление с Киевского вокзала. Роман

Виталя покусился, пожалуй, на самое святое, что тогда вообще могло быть у советского абитуриента, – на Институт международных отношений.

В тот год отмечалось Тысячелетие Крещения Руси. Страна еще не понеслась по колдобинам приватизаций-деноминаций. По-перестроечному все громче говорили о возрождении православия, о христианских ценностях. Виталя хорошо помнил, где тридцать лет назад на Киевском продавались книги, ведь он купил там тогда «Белую гвардию». Любимую его в какой-то период книгу.

В 88-м, когда Виталя приехал поступать в МГИМО, страна доживала триумфальный период «Огонька» и сенсационных телемостов: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого!» Тогда еще в моде были «интеллектуальные бестселлеры» – Булгаков и т. п. Года через два даже Пикуля на московских развалах вытеснили похабные книжки Гарольда Роббинса и еще более похабные, но хотя бы почти без текстов, журнальчики.

Кубов в первые месяцы в Москве (студентом стал уже после армии, поступив в институт физкультуры), по настоянию матери, ходил звонить домой с Центрального телеграфа почти каждую неделю. Заказав пять минут разговора с Брянском, докладывал о своих успехах.

Так длилось не один месяц, но с конца второго семестра он уже постоянно снимал квартиру с телефоном. Необходимость ездить на переговорные пункты отпала. Можно было, набирая код Брянска, в удобное для себя и родителей время рассказывать провинциалам столичные новости. Отец и мать также довольно часто звонили сыну, боясь, как бы «мальчик» в большом – полном соблазнов – городе не сбился с пути истинного и вообще не потерял голову.

Виталя перезванивался с друзьями, товарищами, подружками, с деловыми – чем дальше, тем больше – партнерами. До широкого распространения мобильной телефонной связи – годы. Стационарный домашний аппарат. Можно не только часами трепаться, но и вести серьезные переговоры. Делового студента Кубова уже не удовлетворяло причитавшееся – не телефонизированное – место в общежитии.

Однажды на втором или третьем курсе, выпив пива, Виталя на автомате, держа палец на телефонном номере в разделе «Досуг», набрал родителей. Несколько лишних цифр – Кубов в приподнятом настроении внимания не обратил. «Девочек предоставляете?» – бодро поинтересовался у мамы студент-физкультурник, в ту пору к тому же – член бригады – не производственной, но комплексной.

…Теперь, на Киевском вокзале, Витале вспомнилось: ожидая соединения на Центральном телеграфе, было это зимой, смотрел, как по Горького – с некоторых пор Тверской – мельтешат на фоне витрины магазина «Российские вина» (название совпало с тенденцией переименования советского в российское) автомобили и пешеходы. Рядом улицу через огромное окно разглядывал ничем не примечательный плешивый мужик. Виталя счел незнакомца пожилым, хотя было тому лет пятьдесят или даже меньше, может быть, сорок. Приглаживая залысины, распространяя сильный табачный дух, мужик сказал, что ждет Владивосток. Потом что-то про иностранцев. Кубову было скучно, он поддержал разговор:

─ Пэрь-есть-ройка! Глас-ност! Едут посмотреть…

Перестройка, впрочем, к зиме 91-го закончилась, по сути, провалом: теперь рушили построенное до перестройки. Виталя, погруженный в ту пору в любовь к Вике, в учебу и выколачивание дани из трусливых мешочников («мальчик» получал в Москве не только знания), про взобравшегося на броневик Ельцина и Беловежскую пущу знал, но почему-то думал, что все это – perestroika. Лысый сказал что-то про широту взглядов западных европейцев. Что-то – про живущего в Риге приятеля, у которого подолгу гостит… Виталя понял: лысо-прокуренный – нетрадиционной сексуальной ориентации. Довольно неряшливый – одетый в темно-серое, каких в СССР миллионы, пальто – такой же в общем-то темно-серый дядька.

Находящийся в поиске сосед заметил, как Кубов сдвинулся к крупной даме в искусственной шубе. Когда громкоговоритель объявил Душанбе, темно-серый сразу же со словами: «О! Меня зовут!» – погладив лысину, отправился курить на ступеньки Центрального телеграфа.

«Надо было апперкотом вырубить…» – вспоминал дурацкую историю Кубов.

Представил, как лысый валится на пол, как визжит искусственная шуба, как, не поговорив с мамой, убегает, тряся отросшими вихрами и обдавая прохожих мокрым снегом…

В тот день в Москве сильно подтаяло, модный Виталя, как настоящий москвич, даже в мороз ходил без шапки. В начале весны Кубов впервые после армии постригся: по-бычьи, под бокс.