Дмитрий Ардшин - Живая вода

– Уходишь? Это что, шутка такая? – сдавленным, дрожащим голосом забормотал Стас, почти не слыша сам себя из-за гула в голове. Он пытался заглянуть в лицо Кати, поймать ее взгляд. Но напрасно…

– Я устала. Просто устала, – она металась по комнате, сметая с полок свои вещи, глядя мимо Стаса, ускользая от него, выбегала в коридор и швыряла вещи в сумку так, словно именно они были во всем виноваты.

– Но как же так… Но мы же должны… Но меня же вот-вот, совсем скоро… – бормотал и разводил руками Стас, потерянной тенью следуя за ускользавшей от него Катей.– Нет. Ты не можешь вот так вот взять и уйти…

– Почему это? – спросила она, кусая губы и думая о чем-то своем.

– У тебя локон… – он осторожно коснулся ее волос.

– Не надо… – она, поморщившись, отмахнулась от его руки и резко дернула за собачку замка, закрывая сумку.

– Котеночек, ну ты скоро? – вдруг ударил Стаса в спину глуховатый, нетерпеливый голос.

Стас быстро обернулся, – в дверном проеме высился смуглый, черноволосый парень в желтой майке, полосатых шортах и шлепанцах – сланцах.

– Приветствую… – парень, подпирая плечом дверной косяк, хмуро кивнул Стасу.

– Забери пока сумку, – поспешно сказала Катя, покраснев.

– Если что, я – в машине, – желтая майка подхватила сумку и исчезла за порогом, шлепая по ступенькам.

– Я сейчас спущусь, – крикнула Катя вслед, прикрывая дверь.

– И какая у него машина? – упавшим голосом спросил Стас, глядя на Катю так, словно увидел ее впервые.

– Прекрати… – она болезненно поморщилась, скрестив руки на груди.

– Какая у него машина? – упрямо повторил он.

– Господи, ну какое это имеет значение! – с досадой воскликнула она, отвернувшись от Стаса и прислонившись спиной к стене.

– И все же ответь…

– Ну, Порше, и что? – обернувшись, со злостью бросила она ему в лицо.

– Понятно, – проскрипел Стас, глядя сквозь Катю, словно она стала прозрачной.

– Ничего ты не понял, – печально сказала она, пытаясь поймать его остекленевший, холодный взгляд.

– Да, все я понял.

– Я хочу, чтобы мы остались друзьями, – сказал призрак еле слышно, еще дальше удаляясь от Стаса в иное прозрачное измерение.

– Убирайся, – пробормотал Стас, отвернувшись от Кати.

Громким выстрелом хлопнула дверь. Стас медленно сполз по стене вниз и, поджав ноги, обхватил голову руками.

– Стерва… – еле слышно провыл он, глядя на белую босоножку, которая сиротливо валялась на коврике.– Стерва! – проревел он и, схватив босоножку, швырнул ее в дверь.

Ощетинив темно-зеленую с мшистым отливом шерсть, распахнув клыкастую пасть, наполненную черной слюной, громадная собака молча бросилась на Стаса, целясь ему в кадык. Стас судорожно дернулся, похолодев, и замычал, словно ему в рот затолкали кляп. Но вот кто-то донельзя близкий жарко прижался к нему всем телом и ласково зашептал в затылок: «Это всего лишь сон…» И тут же клыкастый, ощерившийся кошмар осыпался сумраком, исчез. Все еще с кляпом во рту, не приходя в себя и не оборачиваясь, а лишь закинув руку за спину, Стас отчаянно попытался обнять девушку, но она исчезла в тонкой простыне, которой укрывался Стас.

Вынырнув из омута сна, Стас оказался в той же комнате, среди, пусть и отмытых от темени, выбеленных светом, но тех же самых стен, – слоистое дежавю опять окружило Стаса. Колючая морось мурашек пробежала по спине, подожгла затылок, громко забарабанила в тимпан сердца. Стас привскочил с дивана, уселся на краю, погрузив подошвы ног в холод пола, и затравленно огляделся. Опомнившись, схватил телефон с тумбочки, простонал, сжав зубы, – он опаздывал как никогда раньше. Вдруг взгляд упал на смятую простыню, в которой с ласковым шепотом растворилась девушка-оберег и, тут же забыв о клиентах, о плане, он подошел к окну и позвонил к ней.

А за окном – какая-то мутно-зеленая чертовщина. Болотное небо елозило мшистым брюхом по горбу крыше, припорошенной темно-зеленым пеплом. Та же пепельная прозелень проступала на оконном стекле, подоконнике, трансформаторной будке, лоснящемся от жары асфальте, на мучениках – тополях, которые обмерли и простерли ветви вверх, словно умоляя. Но напрасно – «Абонент временно недоступен, или находится…» – прозвенел жестяной, женский голос один, второй, третий раз… Перестань… Хватит уже… Проехали… «Девятка» тоже позеленела, – быть может, от злости или усталости, – и дворники размазали жижу болотной тины по лобовому стеклу. И казалось, что даже мысли припорошили темно-зеленым пеплом.