Mary Solitaire - Проклятый идеал

– Ливеон, – томно вздыхает мужчина напротив и делает паузу. – Ты должен быть предельно внимателен и о малейших изменениях в строгом порядке необходимо осведомить меня. Никто не знает, как поведут себя участки головного мозга, отвечающие за обмен нейромедиаторов, 4 4 Биологически активные химические вещества. – предупреждающе послышалось из уст специалиста.

Невзирая на чрезмерную рассеянность, не оставалось ничего, кроме как снабдить меня многочисленными напутствиями с надеждой на простое везение. Без преувеличений я старался пропустить каждое слово сквозь себя, но из-за недельного недосыпа в восприятии новой информации испытывал очевидные трудности, так что я запомнил далеко не все, что входило в его нотации. Со специалистом я не прощался все потому, что в процессе часовой беседы мы сошлись на том, что пропадать я больше не вздумаю, а насколько правдивым было это утверждение из моих уст, известно мне одному.

Господин Реденвольд изредка, но в обязательном порядке наведывался в чайную, опасаясь окончательного разгрома собственности. К девяти часам утра он уже дожидался взбитого исключительно бамбуковым венчиком порошкообразного зеленого чая за небольшой столешницей у камина. Это любимое место господина, где сподручнее дотягиваться до книг на полке домашней библиотеки. Истрепанные тома поэтов двухсотлетней давности, ветхие корешки сакральных трудов монахов и философов. Сборник лучших произведений, по личному мнению Реденвольда. Еще одно приятное из доступных привилегий для посетителей – возможность оценить литературное богатство владельца заведения. На некоторых листах плотной бумаги случалось даже встретить личные заметки Винфрида, что было достаточно неожиданно при чтении и немного забавным образом относило к ощущению, сродни тому, когда заимствуешь у друга книгу почитать на досуге. В славном мире чайной Реденвольда все шло своим чередом. Беспрерывный круговорот изготовления напитка бодрости, механизм работал, не зная неисправностей. В то время как, переступая порог темной комнаты, все ближе и явственнее становилось подтверждение осязаемости мученика, о котором, как мне чудилось, знал только я сам. Мне все еще следовало разобраться в самом корне возникновения страха, что внушает мне возвращение в это довлеющее со всех сторон пространство.

За несколько часов до отхода ко сну как единственному свободному промежутку времени в дневном расписании я неизменно посвящал полотну, стоя́щему здесь этажом выше в ожидании, когда автор сего произведения наведается, прикоснется к нему, посвятит себя целиком и полностью холсту, лежащей около палитре масляных красок и придумает какое-нибудь новое художественное решение. Механика созидания по собственным подсчетам должна была уже давно завершиться, но я не смог. Подведенное в очередной раз собственное доверие ударяло по душевному равновесию больнее всего. Так и не закончив работу над живописью из-за сильного головокружения и тошноты, все так же обремененный не соответствующим реальности амбициям и требованиям к себе, c чувством полной ничтожности своего существования я улегся в постель. Мысли об этом сотрясали тело и рассудок, проявлявшиеся в состоянии покоя как чувство внутреннего тремора. Часто ко мне приходили мысли о вероятном землетрясении. Чему, собственно, я и приписывал появляющееся ощущение, но позже миф развеял себя внезапным пониманием того, что каждый раз, принимая горизонтальное положение, эмоциональная недоговоренность таким способом устремлялась наружу.

Забыв счет шагающей стрелки циферблата, попытки уснуть увенчались благополучно. То, что ждало меня там, куда я отправился, было своего рода трансцендентальным 5 5 Выходящее за пределы чувственного опыта (лат) . значением. Сонное виде́ние и изумление, испытываемое от него, – роковое явление действительности. Во сне я оказался напротив дверного проема в окружении белого, чужого мне пространства. Полагаясь на думы и ощущения из сновидения, готов заверить, что эта дверь и комната, в которую она вела, представляли для меня особую, не сравнимую ни с чем степень важности. Дверь истины распахнулась прямо напротив. Действуя по наитию, я перешагнул порог комнаты, после чего устремился вглубь помещения. Преследуя сознательную цель преодолеть расстояние до противоположного конца комнаты, где пространство из четырех стен венчалось еще одной дверью. Именно там начиналось нечто новое, сакральное, я жаждал попасть туда не раз и не два, эти попытки исчислялись сотнями. Предназначение двери, являющей собой выход или врата в очередное начало конца, до сих пор не известно. Как и то, куда могло привести это место. Не пройдя и половины комнаты, стены по правую и левую руку пространства начали прорастать колючими лозами вдоль и поперек. Ограждая мне проход и возможность перемещаться по ней. Древесина обвила мои ноги и хотела увлечь за собой. Однако мне удалось освободиться раньше, чем это успело случиться, своевременно вернувшись в исходное положение. Облокоченный на стенку коридора, я скатился на пол. Совершенно невозможно было вынести еще одну из сотни попыток преодолеть препятствие, возникающее в испытательной комнате. Мысли, с которыми я начинал это сражение, не были верны с самого начала. На глаза подступили слезы. Это не было неосознанно или то, что я не мог контролировать, просто на этот раз я разрешил это себе сам. Для меня слезы в таком ущербном состоянии означали разве что следование ложным убеждением, как причина, по которой я беспомощно могу только лить слезы, это была непозволительная роскошь. Однако про себя я понимал, если бы допускал подобную вольность раньше и сумел бы вовремя трезво взглянуть на свои возможности, сейчас на мою долю, вероятно, могло не прийти осознание полного отсутствия каких-либо сил продолжать это скитание, рискуя тем, чтобы опустить руки и никогда больше не вздумать их поднимать.