Когда вся эта кампания ввалилась гурьбой в фойе дворца бракосочетания №2 (в номере первом Яна уже побывала когда-то, но об этом тоже дальше…), стало душно и тесно в доселе просторном и расслабленном помещении.
– Идите сюда, – голосила Нинка. – Здесь гардероб. Можно мы оставим у вас цветы?
– Ниночка, – торопилась Яна. – Пару букетов возьмем с собой. Для фотографий, и не забывай о киносъемке.
«Как все серьезно», подумал Сергей, забывший о нанятом операторе, который уже маячил и мялся вдали.
Жених, облаченный в привезенный из столицы, купленный порядком лет назад, черный бархатный костюм, провисевший в пыльном шкафу без пользы, и вот теперь востребованный как никогда, с отсутствующим (репетировал заранее) взглядом окидывал декорации помпезного зала с парадной лестницей, с убегающей вверх красной ковровой дорожкой, с белоснежной балюстрадой и зеркалами вместо стеновых панелей. Яна, подхватив под руку, мгновенно усадила его на мягкий, пышный кожаный диван, и он утонул в нем. В свадебном платье, из-за которого у них произошел длительный и ожесточенный телефонный диспут, забравший немало сил, нервов, а еще больше монет, которыми оплачивалась затянувшаяся междугородняя связь, вся в завитках (бигудях, свисавших отовсюду на голове: сбоку, сзади, сверху, парочка локонов превратила ее челку в серпантин, а ее саму – в Мальвину), не сгибаясь и дыша через раз в стягивающем талию корсете, как работ, повернулась и спросила:
– Мы все взяли с собой, паспорта не забыли?
«Всё ли мы взяли с собой?» Только сейчас Сергей почувствовал, что находится (присутствует) в этом, а не в другом, месте – в городе, далеком от Москвы, от его дома, и от всего, что связано с тем другим его прежним и забытым на время местоположением. Удалился насколько возможно, отстранился (вечный странник) от теткиного сопения за стенкой его квартиры, от бредятины взаимоотношений с коммерсантами, вконец запутавшихся в бреднях его рекламных, завлекающих трюках. Трюках, наученных, подцепленных в подвале не Лубянки, а не менее корыстного консорциума, с которым свела судьба-злодейка. Так ему казалось в данную минуту: злодейка, а не благодетельница.
Забытое место и все зло, с ним связанное и нераздельное, больше не придавливало его, как будто он сбросил груз ответственности: за здоровье родственницы, за обязательства по контрактам, которые подписывал не он, а директор, собственно никогда даже не вникавший в суть подписанных им бумаг, а просто делегировавший полномочия загнанному в угол менеджеру по продажам.
Сергей ощущал невесомость своих чресл, сидя на заднем сидении лимузина, когда ехал во дворец (все равно какой: брака ли сочетания, или царский, вроде Зимнего с Эрмитажем) и разговаривал по сотовому с председателем правления банка (московского банка, все равно, что филиал на Луне) о поставках запланированного оборудования. Ему было все равно, получит или нет банкир технику в срок. И получит ли вообще. Его голову занимали совсем другие мысли. Далекие от коммерции. Может быть, даже ветреные и не подобающие взрослому человеку, избравшему и уже вступившему на путь мужа и отца семейства, но такими сладостными и убаюкивающими были эти мысли, что не хотелось от них отвлекаться. Было невозможно в такую минуту сосредоточиться на иных вопросах (на каких-то пустяшных проблемах денег и карьеры), когда рядом с ним сидела нарядная и молодая невеста, рдевшая от вина и в предвкушении царственного обряда и ночного соития.
«Всё ли мы взяли с собой? Да я всего себя забрал оттуда и привез сюда. С потрохами и вместе со своей загнившей душонкой», почти кричал в голос попутчик внутри Сергея, безымянный на этот раз, так как его тезка из Петербурга украл номер два.
– Что ж, – сказала с дивана Яна (кажется, всю жизнь Сергея сопровождали мягкие диваны и сочувствующие дамочки), – раз ничего не забыли, самый раз подняться наверх и поскорее закончить с этим. Я что-то нервничаю.
Вся процессия проследовала по широкой лестнице в лучах славы на второй этаж, где посетителей ждала маленькая комнатка, затененная мощными бордовыми гобеленами для интима и осененная роялем с закрытой крышкой. Как аристократическая тусовка девятнадцатого века, гости перешептывались на ходу, обмахивались платками, заменяющими веера, посмеивались, покашливали, шаркали по паркету зимними сапогами и ботинками. Каждому хотелось соответствовать обстановке. Только Яна, переобутая в белые туфли на застежках, постукивала ими как кастаньетами гулко и часто.
Читать дальше