Закир Ярани - Белый медведь. Повесть

– Эх ты, разведчик! – усмехнулся Львенок. – Не надо же так крутить головой в пути!

– А я… на Хвалебную скалу смотрел, – ответил Мышовка, восстанавливая равновесие. По лесу, дышавшему свежим запахом растений и влажной древесины, разнесся крик дятла, напоминающий треск ломающегося ствола.

– Не видно же ее, – сказал Львенок.

– Чуть-чуть, – сказал Мышовка.

– Пойдемте, не задерживайтесь! – крикнул спереди Дхоле, обернувшись. Разведчики двинулись дальше по лесу, снова растянувшись друг за другом. Мышовка тоже пристроился на тропинке за спиной Львенка.

Запахло хвоей и смолой: березовый лес сменился сосновым. Тут и там на земле, усеянной опавшими желтыми хвоинками и шишками, темнели углубления с вывороченными комками, оставленные медвежьими лапами. Медвежьи следы походили на следы босой ноги человека, только были огромные, и спереди ямок от пальцев были видны узкие ямки от когтей. Эти следы в сосновой роще оставил Пепельный Бок – живущий здесь на хребте степной медведь. Он был совершенно незлобивый к людям, и взрослые часто оставляли для него в роще остатки туш добытых на охоте бизонов, оленей или лошадей. За это он прогонял с этой части хребта гиен и волков, которых привлекал запах съестного, идущий из человеческой пещеры, и которые могли украсть вялившееся мясо или даже растерзать ребенка. Если Пепельного Бока удавалось застать отдыхающим в кустах, взрослые могли к нему без опаски подходить: он знал, что это – свои люди, и даже не рычал. А Ворон однажды на глазах у Мышовки подошел к сомлевшему после еды и валявшемуся на спине под отдельно стоящей Красной сосной медведю, нагнулся и погладил его по густой шерсти цвета очажной золы, и медведь даже не пошевелился. И его грозные когти не были страшны для детей Серны. Мышовка спрашивал у Ворона, можно ли так же подружиться с огромным пещерным медведем, и Ворон ответил, что как среди людей есть угрюмые и дружелюбные, так и среди медведей тоже, и нет разницы, пещерный это медведь, степной или бурый. Но многозначительно сказал, что внешние признаки угрюмости и дружелюбия у зверей совсем иные, чем у людей, поэтому, не набравшись опыта в наблюдении за зверями, не следует подходить к ним знакомиться.

– Львенок! – проговорил Мышовка в спину идущего впереди Львенка.

– Что? – спросил Львенок, не оборачиваясь и мерно вдавливая посох в лесную землю.

– А Медведь, которого ты нашел, был степной, пещерный или бурый?

Львенок засмеялся, все так же не оборачиваясь и не сбавляя шага.

– Он же был больше человек, чем медведь.

– Но какой он был… медведь? От какого медведя у него было…

– Я уже не помню, – сказал Львенок. – Дхоле! Ты не помнишь, Медведь-Человекотерзатель в какого медведя превращался?

– У него были когти степного медведя, – ответил идущий впереди Дхоле.

– Степной, – ответил Львенок Мышовке, на миг повернув голову назад.

– Как Пепельный Бок! – воскликнул Мышовка.

– Дети Барсука ведь едят медведей, – сказал Дхоле. – Оттуда он и взял когти.

– Да, – сказал Львенок…

Сосновый лес расступился, и разведчики вышли на вершину отвесной Земляничной скалы на северной стороне хребта. Внизу простирались сходящие далее к долине пологие склоны в серо-зеленых зарослях кустарника, перемежающихся с будто сияющими светлыми полянами. А дальше раскинулась Большая Долина, окруженная синеватыми цепями меньших гор. Там за раскидистыми береговыми рощами из тополя и ивы поблескивал в ее западной части кусок Реки-Матери, которая здесь вытекала из скалистого каньона, а сбоку к большой реке протягивалась будто тонко прорезавшая долину неровная линия ущелья с не видной отсюда мелкой речкой. Среди степных лугов, покрывавших долину и нижние склоны окружающих гор, были будто рассыпаны медленно движущиеся пятнышки и точки: пасущиеся животные.

Мышовка уже умел издалека отличать разных животных. Ближе всего – даже еще не в самой долине, а в нижней части сходящих в нее склонов хребта, расположился табун лошадей, и их стройные мускулистые тела темно-бурого цвета, курчавящиеся гривы на мощных крутых шеях, островатые уши и вытянутые морды хорошо различались с верха скалы. Лошади: стройные кобылы с резвыми жеребятами и без них, большие и сильные жеребцы, охранявшие табун, разбрелись по склону и щипали степную траву; время от времени, потревоженные каким-нибудь звуком или запахом, некоторые из них поднимали длинномордые головы, приглядывались и пряли острыми стоячими ушами, а затем, успокоившись, продолжали пастись, неторопливо переходя с места на место. Некоторые были скрыты от глаз разведчиков за кустарником и высокими травами, и лишь шевеление растительности, взмахи лохматых хвостов да мелькание бурой шерсти среди зарослей выдавали их присутствие. Иногда слышалось дрожащее, высокое в начале и понижающееся к концу ржание. В долине ближе всего – почти у подножия хребта, паслись, мелькая среди высокой травы, куланы – братья и сестры лошадей, но низкорослые и коренастые. А недалеко от куланов небольшую тополевую поросль, серо поблескивающую на солнце, объедали несколько верблюдов – очень больших, поэтому даже издалека хорошо различимых животных. Мышовка видел со скалы их изогнутые вниз и вверх шеи и горбатые спины – то, по чему верблюда можно было с любого расстояния отличить от любого другого существа.