Салават Асфатуллин: Как молоды мы были

Но оглохшие от железного звона электрогитар и барабана посетители, ничего не замечая и не слушая, вели какие-то свои разговоры, шумно пили, порывались петь песни.

А старый кураист стоял на сцене, моргая воспаленными веками и чего-то ждал. Потом, кряхтя, спустился со сцены и, понурив плечи, с поникшей головой побрел в маленькую служебку.

1974 т.

Вагон. Рождественская ночь. Под монотонный стук колес едут разморенные, усталые пассажиры. Остановка. Входит интеллигентный худощавый молодой брюнет. Садится. Рассеянно перелистывает журнал «Советское фото». Отбрасывает, достает сигареты и направляется к тамбуру. Недалеко от выхода очень свободно сидит красивая девушка, тоже с журналом. Сложена – чудо! Ослепительной свежести ноги, глаза большие, рысиные и чуть-чуть порочные, заставляющие мужчин вздрагивать и настораживаться, как на охоте. Молодой человек невольно придерживает шаг, но усилием воли заставляет себя пройти дальше и при этом не оборачиваться. Возвращаясь обратно, опять придерживает шаг, задерживается, но все-таки проходит. Садится. Оглядывается. Сидит дальше. Снова оглядывается. Отворачивается, сидит прямо, но по спине видно, что ему смертельно хочется обернуться и лишь правила приличия и сидящие напротив строгие пассажиры мешают этому.

Через два плацкартных купе от него маленькая девочка – симпапуля отрывается от родителей и вдет гулять, исследовать такой большой и интересный для нее вагон. Девушка встает, догоняет девочку и ведет обратно. Молодой человек, вскидывая взгляд, встречается с глазами девушки. Секунду они смотрят друг другу в глаза – для них это целая вечность.

Юноша судорожно ищет оригинальный способ познакомиться, несколько раз оглядывается, достает сигареты и опять идет курить мимо девушки. Однако ничего не случается, и он, отчаявшись как-либо познакомиться, усаживается прочнее, уткнувшись в журнал.

В это время девчушка второй раз убегает от родителей исследовать вагон и его обитателей. Молодой человек рассеянно смотрит на нее, и вдруг его озаряет: достает авторучку, быстро пишет и просит: "Малыш, сделай доброе дело, отнеси это во-о-н той красавице, только не перепутай. Хорошо?"

Девочка убегает. Прочитав на полях журнала:

«Вы разрешите с Вами познакомиться,

Аможет быть, Вам этот день запомнится…»

девушка улыбается, коротко что-то пишет в ответ и просит:

"Племяшка, отнеси обратно".

Встреча в тамбуре.

– Ну что вы стоите, предложите хотя бы сигарету.

– О-о! Извините, не догадался сам. Правда, не "Кент" и не "Честерфилд", но тоже очень неплохие.

– Благодарю.

Некоторое время оба молчат. Ночь, уединение, размеренный, приглушенный стук колес настраивают на лирический лад.

– Смотрите, какая фантастическая картина – как будто маленький космический корабль сел посреди железнодорожных

путей.

Ослепительные фиолетовые огни пристанционных сооружений, вперемежку с красными, действительно выглядели фантастично. Или им это только казалось?

– Спасибо, девочка помогла, а то бы не знал, что и делать.

– Это моя племянница Женя. А знаете, вы сейчас полезли во внутренний карман и напомнили картину Серова. Помните, там богатый купец в бордовом.

– Вы художница?

– Пока нет, но скоро буду, учусь на 5-м курсе худграфа. А можно узнать, чем вы занимаетесь?

– Тоже учусь, только на 3-м курсе, на архитектуре.

Подплыл вокзал.

Хлопоты сборов и вокзальная суета Уфы унесли ее вместе с сестрой, зятем и племянницей в переполненном автобусе.

Остался только адрес сестры, вполголоса сказанный в вокзальной толчее.

Первое свидание проходило трепетно. Как много хотелось сказать и как тщательно нужно было вести себя перед сестрой и ее мужем, чтоб не выдать лишнего. Да и интеллект Марины заставлял Камиля держать мысли отточенными, быть внутренне подтянутым. Ощущать, что сидишь на заполненном газовом баллоне и вынужден с небрежным видом тушить сигарету о выходной клапан.

Второе свидание проходило без лишних свидетелей. В простой, точнее сказать, скудной обстановке его обшарпанного общежития.

Но рядом была Она! И все бытовое уплыло, как будто и не существовало. Остались только Он и Она, их взаимное влечение друг к другу, накатывающаяся близость. Мир перестал существовать. Вернее, сконцентрировался в ней, в ее губах, волосах, маленькой упругой груди… Трамваи умерли. Остался только шепот любви. Шелест снимаемого платья и звук расстегиваемой кнопки звучали и значили больше, чем гром. А потом были письма, много писем.