Валерий Коновалов - Лоховские истории. Записки таксиста

– А что ты хочешь – час пик, – улыбался шеф, предлагая дорогие сигареты.

«Раввин» был среднего роста, довольно плотный, даже крепко сбитый мужчина лет тридцати пяти. Упитанная физиономия с намеком на бакенбарды. Волосы, зачесанные назад, блестели от лака. Чистейшая рубашечка, наимоднейшие, даже преувеличенно, ботинки. Я вообще заметил, что ботинки – это пенка у южных народов. У меня один знакомый кавказец: так тот от голода умирать будет, а ботинки самые дорогие, самые модные купит. Уж если мысок длинный – так мысок, уж если платформа – так платформа. Мы в этом смысле более к южанам относимся. Ко всяким там итальяшкам. Те тоже любители элегантного стиля. Вот с америкосами не то: те одежде не такое внимание уделяют. Помню, еще в «застойное» время, сидел я как-то в кустах у гостиницы «Турист», ждал автобус с иностранцами. Ночь. Трясусь от страха, что загребут, и от жадности. Как сейчас говорят, адреналин вырабатываю. Повезет – не повезет. Загребут – не загребут. Отхватишь товар, навар получишь – или впустую ночь.

Вижу, автобус этаким китом подчаливает и выходит оттуда странная публика: говорят по-английски, а одеты просто, почти как наши комсомольцы из строительного студенческого отряда. Молодежь. Ничего не пойму. Поинтересовался. Оказалось, америкашки. И как они сюда попали? Ведь «капиталисты» в «Национале» пасутся, а постояльцы «Туриста» – «демократы», юги и прочие греки. Облом: у америкосов покупать что-либо бесполезно. Во-первых, комитетчики их плотно пасут, а во-вторых, они ничего не продают. Так, жвачку подадут из жалости. Не то что итальяшки, поляки или там юги. Те еще не подъехали, а уж из окон джинами трясут. И сами трясутся: наслушались историй о всесильном КГБ. Но, видно, желание подзаработать сильнее страха.

Это я потому воспоминаниям молодости предался, что Миша подействовал на меня успокоительно и отвлек от тех страшных картин, которых я насмотрелся вчера. Не может быть, чтобы такой шустрый человек не нашел выход из нашего отчаянного положения, даром что еврей. И хоть я «умеренный антисемит», но молился на него в эту минуту.

– Боже ж ты мой! Боже ж ты мой! Ну как так можно из-за денег с людьми поступать? – реагировал на мой рассказ Миша.

Но вдруг, резко изменив интонацию сочувствия, добавил:

– А такое бывает. Еще хорошо отделались.

– Ты, Миша, давай ребят не пугай, – вступился шеф, почувствовав, как мы затрепетали, – давай думать, как им помочь.

И на хрена мы от такого шефа ушли? Да еще злорадствовали, что у нас клиентов больше, чем у него. Прозванивали через знакомых, шпионили. Вот дураки! Век я шефу это не забуду. Только вытащи ты нас из дерьма, в которое мы по своей дурости вляпались.

Миша подошел к холодильнику, открыл его, пробежал глазами по полочкам, закрыл.

– Минералочки нет? – многозначительно посмотрел он на шефа.

– Е-есть, е-есть, – проговорил тот, доставая из ящика стола коньяк.

Он знал склонность товарища к напитку. Миша тут же достал из портфеля баночку с черной икрой, из холодильника – масло, хлеб.

– Ирочка, – плачуще возопил он, выглянув из кабинета, – можно твоим маслицем полакомиться?

– Можно, можно, – расцвела в улыбке Ирина.

– У меня там брынза лежит, хочешь, Миша? – крикнула Людмила.

Мишу, несмотря на то что в конторе он появился недавно, уже успели полюбить. Всегда он скажет тебе что-нибудь приятное. И красавица ты, и умница, и талантливый, и умный ты, и «как я завидую тебе» и проч. Пусть это лесть, но все бы так льстили. Да и делал он это почти искренне, почти от души. Не преступление, да и к тому же ничего не стоит. Человеку приятно, а там, глядишь, и выгода не заставит себя ждать.

Миша не поскупился: налил коньячку, намазал маслице на хлеб, поверху – горкой икру. Опрокинул стаканчик. Положил в рот половинку бутерброда. Ух, хорошо! Аж завидно. Сразу налил еще полстаканчика. Уже веселее дело спорилось. И движения стали увереннее. Коньячок закупорил: на сегодня хватит. Выпил. Закусил. Хлопнул в ладоши и зачастил, обнаружив нестоличный выговор:

– Это как делается, чтобы долги с кредиторов получить? Мне один помидор рассказывал: знакомому перцу позарез деньги нужны были, а уж он хитрожопый, мам-ма моя-я! Все верну, с процентами. Те, у кого он хотел занять, тоже не лохами были, подкатили ему тут же клиентов. Все как положено – солидные люди: кошелек размером с портфель, морды – ма-м-ма-моя! Тут же из банка еще одного юридического перца пригласили, договорчик состряпали, хотя их морды надежнее любого договора. Существенные условия, проценты, трали-вали. Все чики-чики. Он просит: дайте мне пять штук. – Отдашь через месяц восемь. – Без проблем, говорит. А ему деньги нужны были – крайняк: его прежние кредиторы за жопу взяли. Надавал, чудак, обещаний, назанимал бабок, вот ему яйца и прищемили. Думал он на эти пять штук дело одно провернуть из расчета трехсот процентов чистой прибыли. Боже ж ты мой, покажи ты мне такой бизнес, где можно 300% наварить – я сам штаны свои последние, еще мне их баба Моня по наследству отказала, заложу. А то весь шкаф нафталином провонял. Клопы скребутся: выпусти, мы от этого запаха трахаться не можем, популяция исчезает. Срок подошел. Деньги давай. Мани-мани. Он начал туда-сюда, лудить-мудить: и негде взять, и подождите, вот-вот дело выгорит. – Денег нет? Хорошо. Нашли бомжа. Отмыли его, откормили, приодели. Харя стала – во! Морщины разгладились, как на жопе. Каждый день хлеб с маслом жрет, залоснился весь, на еврея стал похож. Говорят ему: мы тут одного перца попугать хотим – долг не отдает. Зароем тебя для вида в землю, скажем, что ты должник. Пообещали зарядить его бабками по самое не балуйся. Подводят этого перца. Тот смотрит: голова торчит из земли, рядом мужики с лопатами стоят. Морды откормленные, как у гробовщиков. Вот, видишь, говорят, брал деньги и не отдал в срок.