Валерий Коновалов - Лоховские истории. Записки таксиста

Нинка скоренько на стол накрыла: водочка, колбаска, сыр режет, икорку достала ради такого случая. Не до экономии. Сидим. Заговорщики! Хлопнул я из холодильника водки, закусил. Не берет, потому как весь день на нервах. Хотя только показалось, что не берет.

Так и так, говорю, дело было. Девки в ужасе. В милицию надо заявить, запричитали. А отпечатки на косе? А долг, думаете, снимут с нас? Не они, так их кореша. У них же долги передаются – переуступка прав. Проиграет в карты – к тебе и заявится новый кредитор. Как в сказке про репку. Вытянут все, с ботвой и корешками.

Но когда о милиции заговорили, все-таки легче стало: хоть какой-то выход на крайняк. Конечно, тоже не курорт: допросы, очные ставки, черная касса, адвокаты, угрозы и прочая мутотень. Но все-таки лучше с ментами и налоговой полицией дело иметь, чем без башки остаться.

Теперь я понимаю, почему не все люди хотят бизнес единолично начинать, даже если нет экономической необходимости в партнере: стрёмно одному в такой ситуации оказаться. Я представил, как бы Сереге сейчас было. Жуть! А так хоть на 15% – да поддержка. На миру и смерть не страшна. Одна голова – хорошо, две – лучше. А у нас с Мерилин – уже три головы. Она, к тому же, в их паре лидер, кажется.

Приняли мы такое решение: милицию держим про запас, Нинка за детьми смотрит. В случае чего она в милицию и пойдет: спасите, дураками были! Решили также, что завтра, то есть уже сегодня, едем к шефу. Бухнемся в ноги: не погуби, отец, наставь уму-разуму! Он тертый. Может, и подскажет что. Да и клиентов наших надо всех на него перепрофилировать. А то, не ровен час, и среди них такие же «живодеры» найдутся.

Завалился я в постель и мгновенно уснул. Но только спал час или два от силы. Проснулся от кошмара. Будто Мустафа с Жилистым меня утопить решили. Уселись мне плечи и давят. Я задыхаюсь, а воздух в легкие набрать боюсь – захлебнусь. Неимоверное усилие сделал, чтобы вырваться на поверхность – и проснулся. Это, говорят, с сердцем у кого проблемы – такие сны снятся. Останавливается оно как бы. Вообще можно не проснуться.

Заявляемся мы поутру в контору нашу бывшую. Шефа ещё нет. Сотрудники на нас с любопытством посматривают: за чем пожаловали? Странная ситуация. Как к нам относиться: как к конкурентам, как к ровне или все-таки к людям, которые поднялись на ступень и сами стали хозяевами? Завидовать ли, сочувствовать ли – вот, дескать, молодцы ребята, щелкнули шефа по носу. В случае чего и мы можем так же. Это как побег из тюрьмы. Зеки всегда на стороне удачливых. Правда, там ненависть присутствует к начальству. Мы же шефа по крайней мере уважали. Он свой мужик был. Хотя и эксплуататор. Знал, что мы его ругаем, но считал, что так и должно быть. Не любить же его за то, что он из нас «кровь сосет». Теперь злорадствовать будут, когда узнают о причине нашего визита. Капиталисты, едрена феня! И шефу на руку: другим неповадно будет.

Сидим мы с Серегой, присматриваемся: здесь уже юрист другой, новый водила. Живут, счастливчики, без сновидений, никто их ночами не топит. В конторе обычная картина, когда начальства нет: пашет одна секретарь на телефоне, Ирина, полная дама лет тридцати. Ей сачковать невозможно: к телефону как прикована. Анна, невысокая, шустрая с бойкими глазенками темноволосая девчонка, столоначальник, крутится. Ей тоже лясы некогда точить: дела собирает, проверяет ошибки оператора, распределяет курьеров по поездкам. Пока не доделает все дела – домой не уйдет. Остальные ждут прихода шефа. Юрист перелистывает газету, оператор Стёпик компьютерными игрушками занят. Двое курьеров, студентов, около девок тусуются. Курьер Надежда Ивановна, худая пятидесятилетняя дама, за подвиг считает уже то, что до работы дошла самостоятельно. И если Анна напомнит ей о том, что пора бы и в банк «сбегать» – клиентам счет открыть, искренне удивится: я ведь только пришла, надо же мне чашечку-другую кофе выпить. Ничего не попишешь: Надежда Ивановна – родственница шефа и поэтому считает, что, несмотря на свою должность, выполняет в конторе скорее надзирательную функцию, а курьерство – это так, благотворительность с её стороны.

Наконец пришел шеф, и мы с ним уединились в кабинете. Надежда Ивановна было попыталась остаться, но он, поморщившись, попросил ее переписать нашу телефонную книгу: у неё, дескать, почерк каллиграфический. Надежда Ивановна все поняла как надо. Возмущенно и гордо удалилась. До книги, разумеется, не дотронулась. Не барское это дело.

Шеф принял нас доброжелательно. Зла за то, что создали конкурирующую структуру, не держал. В этом смысле он был человеком либеральных взглядов. Отпочковывание считал естественным процессом, на который невозможно влиять. Он и сам когда-то ушел от хозяина, воспользовался его связями, забрал с собой половину коллектива, посулив сотрудникам более выгодные условия. Это было еще на заре «перестройки». Еще живы были пионерские представления о честном слове. Пусть навязанные извне, но существовали. Еще советские граждане косили по утренней росе траву, а не головы. Хозяин предупредил нашего шефа, чтобы тот в течение года не занимался этим бизнесом, и шеф обещал в полной уверенности, что сдержит слово. Крепился он недолго: дела как-то не шли. Да и вокруг народ стал шевелиться. Все больше мальчиши-плохиши. Какое тут честное слово? Пережиток проклятого прошлого! Будешь ушами хлопать – не только на бочку с вареньем не заработаешь, но и кило печенья проворонишь. Полным ходом грабеж общественной собственности шел. Смышленые люди решили взять всё добро и поделить. Между собой, разумеется. Напечатали ваучеры, и какой-то рыжий хрен стал проводить по телику гипнотические сеансы, внушая, что по этим бумажкам каждый дурак получит по два автомобиля марки «Волга». Понял шеф, что нельзя сидеть сложа руки, а то без последних трусов оставят, ну и переманил к себе половину коллектива.