Никита Марзан - Пл@стилин 3D

Вдали мерцал багровый купол церкви с чернёным закатным крестом. На заднике тянулись размытые влагой поля, топорщилась тугая обойма леса, гирлянда электрических огней уходила на пологую гору.

В усталом русле стыл мрамор реки, соединившей концы света.

Свистнули тугие крылья. Селезни гнали серую утицу, ловко менявшую углы свободы.

Речной всплеск обнаружил тёмную полоску выдры, уносимую вязким течением. Выдра резко нырнула, изменив движение воды. Она искала рыбу, она была конкретна. Захваченный врасплох голавлик завис на острых зубах. Первый.

Над выдрой мелькнула двойка титановых чаек. Прощально кликнув, птицы с маху проткнули натяжение воды гладкими до звона телами. Они тоже захотели гуляющей рыбки.

На подсыхающей отмели слонялись зелёные и фиолетовые вороны. Они чеканили старый перламутр мидий, копались в мотках тинной нити и колюче ерошили перья на гладких чаек, ухвативших на проточной глубине апельсинных окуней.

Вороны налетели на смеющихся чаек, однако быстро отстали, разрывая сельскую благодать электричеством гортанного грая.

Вечерний мир протиснулся в узкое зеркало воды, обернувшись лунным серпом из тягучего жидкого золота.

Взмахнув пуховой рябью крыльев, взмываю в небо неслышной совой.

Если бы я был писателем, то сочинил рассказ об увиденном.

Но я обычная ночная птица, которая не спит и обводит звёздный мир молчаливым взглядом.

Сплю и вижу себя во сне. Наблюдаю за собой, как за посторонним человеком. Жаркое лето. Сижу за походным столом (алюминиевый каркас, зелёная фанера, ГОСТ от 1951 г., инвент. №1/1853) и рисую боевой листок. В руках пёрышко с красной тушью.

Я редактор нашего взвода, отвечаю за плакаты, стенгазеты и боевые листки-молнии. Пишу, старательно повторяя содержание штабной записки:

«Внимание! Завтра стрельбы на полигоне!»

Дорисовал и повесил листок на деревянный столб, подпирающий свод палатки. Палатка большая, армейская из зелёной парусины. В ней семь панцирных коек, это наше отделение. Вокруг нашей палатки стоят другие такие же, их много, потому что мы на военных сборах. Наш взвод состоит из мирных стареющих мужчин, которыми командует светловолосый улыбчивый сержант из учебки. Он в два раза моложе любого из нас, но мы его слушаем, мы дышим его молодостью.

Отделение подслеповато подтягивается к повешенному мною боевому листку. Водружает на затёртые переносицы плюсовые очки, медленно читает. Я стою рядом и тоже читаю, как в первый раз. В нашей жизни всё делается в первый раз, даже то, что во второй.

Отделение подчиняется сигналам горна. Утром сигнал «побудка», вечером «ко сну», днём «боевая тревога» или, вот как сейчас, – «на обед (завтрак, ужин)». Мы строимся, но идём не в ногу. В больших алюминиевых кастрюлях розоватая молодая картошка в мокрой паутине укропа. Вываливаем на картошку рыбные консервы червонной масти, щедро мажем сливочное масло на серый формовый хлеб, размешиваем в кипятке щепоть заварки и четыре кубика сахара, о завтрашних стрельбах не говорим. Говорим о вчерашнем броме, который подозреваем в каждой кружке обеденного киселя.

Перед сном играем в карты и хрипло ругаемся, подшивая чёрными нитками белый подворотничок. Долго засыпаем, хлещем на лицах комаров и прислушиваемся к ночным звукам за отбелённой подкладочной бязью палатки.

Утром, покряхтывая, делаем зарядку, ёжимся от холода под длинным рукомойником. Вразнобой гремим ледяными струями по жестяному корыту. Строимся, слушаем слова взводного:

«Бойцы, вакса в нашей части всегда в изобилии, поэтому, как выпадает свободная минутка, подходи к бачку с ваксой и надраивай голенища».

Взводный выставляет вперёд свою ладную ногу в блестящем укороченном сапоге. Сапоги сгармошены по дембельской моде, мы одобрительно мычим. Взводный напоминает нам наших детей, к которым мы скоро вернёмся. Мы вернёмся к нашим разношенным тапкам, к горячим пельменям, к холодной водке, к жёнам с тёплыми плечами, к работе в костюмах и галстуках. Сгармошенный сапог – это только сон. И потом говорят, что бочковая вакса проедает кирзу до пяточной кости, а у нас возрастные суставы, выпирающие вены и диабетические ногти.

Получаем сухие пайки и едем стрелять. На полигоне слушаем вводную по технике безопасности, нянчим в руках тяжёлые холодные автоматы, цепляем рожки с холостыми патронами, отаптываем рубеж.

У меня в подчинении департамент развития внешних продаж, а я сижу в песчаном окопе и жду наступления менеджеров отдела сырьевых закупок численностью до двух взводов, гремящих облупившимися учебными гранатами. Хотя наши бляхи на ремнях лихо изогнуты, они в пятнах окиси, потому что нет у нас полировочной пасты ГОИ №3. Иногда мы, выжившие из ума старпёры, перед отбоем размахиваем этими позеленевшими бляхами, по-пацански намотав на руку солдатский ремень и стараясь не заехать двухрожковой пряжкой по собственному рылу. Взводный понимает, что наш возраст фарфорово хрупок, поэтому не отправляет нас в палатку «хим-дым», не выводит на марш-броски, а строевую на плацу заменяет чтением устава в летней курилке.