Динара Смидт - Подо льдом

Прогнав воспоминание, так некстати пришедшее в голову, я ответила:

– Боюсь, мы мало общаемся.

– Отчего же?

Я никогда не была так рада носить свой дурацкий покров. Моё лицо не краснеет, как лица нирян, но иногда прятать эмоции мне настолько же трудно.

– У нас разные интересы, – уклончиво ответила я. Обычно такого объяснения оказывалось достаточно. Тактичные ниряне благопристойно кивали и меняли тему. Не тут-то было.

– Из-за его службы? – проницательно спросила Тир Мелу Вис.

– Он долго отсутствовал. За целый год вне Нира немудрено перемениться.

– Не могу даже представить.

Да уж, куда тебе.

О Трипе многое болтали. Дескать, он слишком много времени провёл с людьми, и это его изменило. Не могу судить, в какой степени разговоры были правдой. Мы почти не обсуждали то время, что он провёл в Земных колониях. Он не любил вспоминать.

« Да, вначале было тяжело, потом привык. Нет, они не столько ненавидят нас, сколько… боятся» .

Что ж, если так, то это было взаимно. Мы боялись людей ничуть не меньше, чем они – по словам Трипа – нас. Когда он вошёл в мою гостиную, сразу после прибытия, после первых объятий, после первых слёз и торопливых бессмысленных расспросов, когда я смогла перевести дух и разглядеть его как следует… тогда-то я и заметила. На нём будто бы лежал невидимый груз, придавливающий его к земле. Он смотрел иначе, говорил иначе, двигался иначе, но если бы кто-то спросил меня: «Как именно, иначе?», я бы не ответила. Нечто неопределенное, для чего не изобрели слова.

– Вы боитесь? – спросила я. – Того, о чём говорят?

Она чуть приоткрыла рот, удивленная моей прямотой, выпрямилась, стараясь, как полагается даме её положения, не выдать своих чувств, и в силу молодости выдавая их с потрохами. Страх и надежду на то, что сейчас я развею её сомнения. Мне стоило сказать лишь: «Не бойтесь. Он будет вам добрым мужем» или «Все преувеличивают» или что-нибудь подобное. Это было легко, но что-то подтолкнуло меня сказать иначе:

– Сказать правду, я поражена вашей смелостью.

Тир Мелу вгляделась в непроницаемый покров, стараясь разглядеть за ним выражение моего лица.

– Почему?

– Хотя бы, потому что на вашем месте, меня терзали бы иные переживания. Уверяю вас, я и думать не думала бы о том, что он окажется мне недостойным мужем.

Её лицо вспыхнуло.

– Принцесса! Помилуйте, это вовсе не то, что я имела в виду!

– Меня бы преследовал страх не оправдать ожиданий – его и его семьи, – продолжала я, не обращая внимания на протест. – В конце концов, он выбрал вас исходя из предположения, что вы окажетесь достойной дочерью своего рода. Рода, который подарил нашему обществу немало великих нирян. А что может быть унизительнее для женщины, чем неспособность завоевать уважение в новой семье? Это бы тревожило меня превыше слухов… на вашем месте.

Бедняжка. Будь ты кем-то другим, ты могла бы мне понравиться. Будь ты невестой кого угодно, любого из моих сводных братьев, я бы взяла твою руку и сказала бы всё, что ты хотела бы от меня услышать… но к невесте Трипа у меня не было жалости.

Я ненавидела каждое слово, срывавшееся с моих уст, но упивалась эффектом, который они производили. Девушка опустила глаза к сложенным на коленях рукам. Секунду мне казалось, что вот сейчас – сейчас! – она мне ответит. Бросит мне в лицо то, чем я была для неё – презрительно, высокомерно. Осознанная провокация с моей стороны. Я словно подначивала её: «Давай же, скажи это, чтобы у меня появилась причина ненавидеть тебя!»

Напрасно. Да и на что я собственно надеялась? Тир Мелу Вис была нирянкой. Она сдержалась.

– Я не имела в виду ничего такого, – произнесла она смиренно. – Прошу простить меня, принцесса, если мои слова каким-то образом обидели вас. Уверяю, это было непредумышленно.

Отвернувшись, она стала смотреть в окно, на белоснежный покров, навеки укутавший землю внизу, на редкие чернеющие пятна давно засохшего леса, на застывшие озера. Мы летели над Лильской пустошью, безжизненной землей, на которой не осталось ничего, кроме снега и льда. Пейзаж соответствовал настроению как нельзя лучше.

Тир Мелу больше не пыталась говорить, но тишина в каюте стала гнетущей. Я обидела её, и удовлетворение, которое получила от этого, быстро испарилось, оставив лишь неприятный осадок. Опущенные глаза Тир Мелу были мне немым укором.

Наконец, не в силах больше этого выносить, я поднялась, вышла в коридор и прошла в хвост корабля, не совсем понимая, что мне там делать.