Ольга Финн - Зачем в Питер?

«Кажется, жизнь налаживается», – глубокомысленно произнес Егор, цитируя фразу из известного анекдота. Мы с Сашей улыбнулись друг другу поверх его головы.

– Саш, ты в его возрасте считал себя взрослым? – спросила я.

– Конечно, – пробасил мой почти двухметровый сын. – Это же был мой максимальный возраст.

– Так ты и сейчас взрослый? – поддела его я.

– А как же. Я и сейчас проживаю свой максимум.

– В детский городок с нами не пойдешь? – спросила для порядка, понимая, что откажется.

– Не, – Санька сморщился смешно, как в детстве. – Я домой. Надо чего купить?

– Хлеб возьми, плати с моей, – все мои банковские карты были привязаны к платежной системе в его телефоне.

– А можно мороженое?

– Конечно.

Мы с Егором свернули на Малый проспект, к огромному деревянному кораблику с кучей лестниц и горок, Саша пошагал в сторону дома. Хохочущая ватага мальчишек и девчонок играла в догонялки, Егор по-детски беззаботно присоединился к незнакомым детям и вскоре уже вовсю пятнал убегающих и прятался под горкой от догоняющих его ребят.

Рядом со мной на лавочку опустился дядька с запахом перебродившего алкоголя. В руках у него была банка с пивом, из которой он жадно прихлебывал. Я отодвинулась, он вздохнул и произнес:

– Дочка у меня здесь с ребятишками играет, Настена. Вы не смотрите, что я такой, она меня все равно очень любит.

– Любит… Другого-то отца у нее нет, выбирать не из кого. Приходится такого любить. Не стыдно?

Поднял глаза как-то несмело:

– Очень стыдно. Я больше так не буду.

– Детский сад, – в возмущении я цокнула языком. – Вот и надо не делать, а не обещания пустые раздавать, держа свое пойло в руке.

Не знаю, почему я вообще на него взъелась, возможно, жалко стало маленькую Настену, у которой запах отца навсегда будет связан с запахом тошнотворной сивухи.

Неожиданно мужчина встал и выбросил недопитую банку в урну. Вернулся на свое место и миролюбиво сказал:

– А вы правы. Спасибо. Пожалуй, вот так на этом и закончим. Я ведь действительно Ульянке пообещал…

– Супруге?

– Зачем супруге? Доченьке старшей, – лицо его расплылось в улыбке, похоже, он по-настоящему любил своих дочек. – Прихожу я домой с работы, совсем недавно, школьные каникулы только начались. Вовремя пришел, с мужиками не остался «на посошок». Плохо мне было, но не в теле плохо, это у меня часто бывает. Бывало, то есть. Все, я решил… Больше ни-ни… Какое-то состояние надвигающейся беды меня тогда одолело. Тревога на душе начала скрести.

Я постоял под прохладным душем, растерся жестким полотенцем и зашел в кухню. Ульяна уже разогрела мне ужин и резала черный хлеб огромными ломтями, повернулась и молча подвинула блюдце с подмороженным салом.

– Она так была похожа на свою мать, что я как в свою молодость перенесся, когда понравилась мне худенькая однокурсница с длинной русой косой, – он снова улыбнулся, и я задумалась, сколько же ему лет: дети у него еще совсем дети. Если он мой ровесник, то кто же в моей юности носил косы?

Мужчина словно прочитал мои мысли:

– Ни у кого косы не было тогда, все носили узкие джинсы со шпильками, а моя, ну… тогда еше не моя… Она в платьях ходила, в туфельках скромных. Не красилась, не бегала со всеми в курилку. Училась хорошо…

Ульяна на нее похожа: светлые волосы, тонкий прямой нос, брови вразлет, держит себя очень гордо и независимо. Почти взрослая. Как-то приходила ко мне на работу в автоколонну, ее на проходной назвали девушкой, на «вы»…

Она мне хлеб так и подала, на дощечке, поставила перечницу возле тарелки с борщом, а я себя такой свиньей почувствовал: пью всю жизнь, стал неповоротливым, поговорить со мной не о чем… Я так на себя разозлился, что вместо благодарности буркнул ей:

– Что стоишь? Иди в свою комнату, поесть я и без тебя смогу.

А сам сижу и смотрю в одну точку, слушаю, как ее тапочки шлепают по полу.

Ей бы с ребятами гулять, ходить в кино или танцевать в сквере, как у молодежи сейчас модно: включат колонку, прыгают и машут руками одинаково. Вроде бестолково, а смотрится красиво. Ульянка вместо этого взвалила на себя домашнее хозяйство. Меня встречает каждый вечер: даже если поздно пьяный заявлюсь, все равно выйдет из своей комнаты и накроет на стол. «Почему жена этого не делает? Не выносит меня?» – подумал и пронзила меня горькая догадка: дочь тоже меня презирает, просто жалеет.

– Вот как вы сказали сейчас: «Другого отца нет, приходится терпеть этого…»

– Я не сказала «терпеть»…