Ольга Финн - Зачем в Питер?

– Чего тут? Смотреть же надо, куда идешь, глаза у тебя на заднице?!!

От резкого крика матери проснулся и заплакал ребенок. Кузьминична выпрямилась и шагнула к детской кроватке, успокоила малышку, потом только смогла ответить. Голос ее от негодования стал по-девичьи звонким:

– Вас благодарности не учили? Уважать старших? Умению прощать? Вы мне во внучки годитесь!

– Да я это… – примирительно забормотала молодая мать. – Думала, Вовка ведро перевернул. Ну вот… Ленка проснулась, а мы только верхние полки успели рассортировать. Покормите ее?

Но Кузьминична была та еще гордячка. Молча подняла ведро, собрала воду тряпкой, вымыла руки и направилась к выходу:

– Денег я с вас не возьму, ребенок спал. Вы бы и без меня справились.

На первом этаже ее догнал Вовка:

– Простите мамку. Она добрая, просто устала. Они с отцом мечтали, что переедут в большой город – новая жизнь начнется, а она не началась. В Перми хоть знакомые у нас были, а здесь никого. Денег не хватает, вот мать и психует.

– Не жалеете ее, поэтому и устает, – Кузьминична толкнула дверь на улицу. – Я помочь пришла, за это люди благодарят, а не кричат, пугая детей.

Этот случай обострил отношения соседей: отец в один из дней попросту сбил навесной замок с сарая, упаковал хлам в огромные черные мешки и оставил их стоять возле смородиновых кустов так, что пройти к ним стало невозможно. Мать с оскорбленным видом стала выкатывать коляску на детскую площадку, проходя мимо домика Кузьминичны. Хотя ей сидение на скамейке с мамами малышей было по душе. Во-первых, муж не упрекал ее в том, что она ничего не делает, во-вторых, она любила поболтать, и у нее теперь была тема для разговоров: хамство старухи. Последняя и не догадывалась, что она старая воровка, угробившая нескольких младенцев в роддоме и пытавшаяся под видом помощницы по дому ограбить наивных пермяков. Вовка с дружками подкидывал дохлых голубей и крыс Кузьминичне на крыльцо, а поздно вечером, возвращаясь с прогулки домой, не упускал возможности постучать прутом арматуры по крыше ее домика.

Только маленькая Ленка в силу своего младенческого возраста сохраняла нейтралитет, но вскоре в военные действия против Кузьминичны была втянута и она.

Однажды в полдень, вернувшись из кассы центра коммунальных услуг, пожилая женщина обнаружила в своем дворике коляску с заходящейся в крике Ленкой. Ребенок был одет в зимний комбинезон и прикрыт теплым шерстным платком, мокрый от перегрева и слез. Увидев Кузьминичну, малышка резко замолчала, вглядываясь в склонившееся лицо, затем ротик перекосился и улицу огласила новая порция детского плача.

– Иди-ка сюда, милая, – достала девочку из коляски старуха. – Кто тебя здесь оставил?

Занесла в дом притихшего ребенка, раздела, взяла чистое кухонное полотенце, обтерла мокрое личико. Постелила сухую простыню в коляску, уложила девочку и принялась качать, баюкая ее и напевая что-то себя под нос. Ленка уснула, блаженно разметавшись под весенним теплым солнышком.

Кузьминична поставила коляску возле окошка так, чтобы видеть ее, пошла собирать себе обед, когда во двор ворвалась мать девочки, схватила коляску и поволокла ее, забыв снять колеса со стопора.

– Пусть бы поспала еще, – выбежала старая женщина. – Так редко у нас погода сухая стоит, такую возможность ловить надо…

– Я сейчас полицию вызову, – прошипела Ленкина мать. – Украла коляску, еще и хозяйничает тут, раздела ребенка, оставила на ветру.

Старуха слегла, а через несколько дней снова обнаружила коляску у своего оконца. На этот раз Вовка постучал и, не поднимая глаз, буркнул, что мать уехала по магазинам, а он, если что, на роллердроме с ребятами. Старуха вынесла на улицу табурет, поставила на солнечный пятачок и принялась самозабвенно качать малышку и мурлыкать колыбельные, которые ей до войны пела бабушка.

Ей не нравилось, что девочку называют Ленкой. «Как кличка какая-то, – поморщилась женщина. – Пусть будет Белавушка». Очень хотелось занести девочку в дом, пусть бы ползала вдоволь по чисто выскобленным полам, но Кузьминична не смела. Она, затаив дыхание, рассматривала чистое безмятежное личико, обрамленное беленькими волосенками, пухлые губки, носик пуговкой, перебирала тоненькие пальчики с прозрачными ноготками. Девочка проснулась и лежала какое-то время молча, потом протянула руки к старухе и доверчиво притихла в ее объятиях.

День шел за днем. Было ветрено, но солнечно. Кузьминична выносила мусор, выставленный из соседского сарая, вспарывая неподъемные мешки и запихивая хлам в обычные, магазинные. Дойти до мусорной площадки сил ей хватало, на обратном пути она присаживалась на скамейку у своего дома и жмурилась, подставляя лицо теплым лучам. Вскоре показались кусты смородины. Несмотря на тень, отбрасываемую грудой мешков, они зазеленели и дружно потянулись к свету молодой порослью. Женщина понимала, что силы покидают ее, и совсем скоро она не сможет зимовать одна в доме с печным отоплением. Последние годы стояли малоснежные зимы, а если заметет? Она и выйти не сможет. Найдут ее тело по весне… Если вспомнят.