Ирина Бйорно: Медвежий остров. Рассказы о нашей земле

Ник знал маму по запаху шерсти и собачьего молока, которое он выжимал своими беззубыми челюстями из твердых, припухших от укусов собачьей оравы, сосков. Шестерым щенкам как раз хватало шесть сосков старой сучки, а она, чувствуя опять собачью любовь к своему многочисленному потомству, облизывала их мягкие, полные молока брюшки и тёплые мохнатые спинки.

Хозяин кормил её хорошо за приносимый ею доход от продажи качественных щенков, а она каждый раз тосковала, когда приходили незнакомые люди и забирали у неё её чуть подросших, открывших глаза, но ещё лопоухих, бесконечно родных собачьих детей. Но проходил год и она забывала о предательстве хозяина, и после тягостной случки со знакомым ей кобелем, похожей каждый раз на пытку и не приносившей ей ни малейшего удовольствия. Её бы воля, она бы его искусала, но кобель больно держал её за мохнатую холку, вводя в кровоточащую, распухшую внутренность что-то чужое и жесткое. После она чувствовать себя странно, а через некоторое время в её животе зарождалась новая собачья жизнь.

Ника долго никто не покупал. Ему уже было четырнадцать недель, и всех его братьев и сестер уже купили, а он, чуть переросший чёрный щенок, уже начавший проявлять свою агрессивную волчью натуру, всё ещё жил в этом бетонном доме с мамой-собакой и этим странным человеком, который был хозяином его мамы, овчарки Полли. В комнате пахло собачьими родами, собачьей шерстью и тем невыветривающемся животным запахом, который въедался во всё и висел в воздухе.

Хозяин уже отчаялся продать этого щенка, но тут его телефон зазвонил и приехал покупатель. Поменяв пятьсот Брежневских рублей на чёрного щенка с паспортом, подтверждающим его породистость до 12 колена – совсем как у еврейских пророков – Ник был отнять у мамы и отвезен в свою новую семью, оказавшуюся вполне образованной – а именно в семью академиков.

Зачем сыну академиков понадобилась немецкая овчарка – было неясно, хотя у них и была старая довоенная дача в Болшеве, совсем не нуждающаяся в охране, так как никаких ценностей, кроме просиженных довоенных диванов, там не было.

Ник с первых минут понял интуитивно, что это – его новый хозяин, господин и бог, и слушаться он должен его беспрекословно. К другим членам семейства он отнесся с должным вниманием, но без восторга, читая в лице и голосе своего хозяина знаки отличия, по которым он строил свою собачью иерархию отношений – кого больше любил хозяин, того и Ник больше уважал – но не больше.

Так жена хозяина была дама приятная, но странная, и видя скандалы между его обожаемым хозяином и его женой, Ник решил, что она достойна его защиты, но не уважения. Он набрасывался на нее, когда она проходила мимо с миской, полной геркулесовой каши, сваренной на крепком мясном бульоне, которую Ник получал каждый день и благодаря чему он рос с удивительной быстротой.

Прошел месяц, и наступило, как всегда неожиданно, Московское душное лето с грозами, ливнями и тополиным пухом, и Ник вместе с хозяйкой, её маленькой дочкой и кучей барахла был перевезен хозяином в Болшево, на дачу. Дачная жизнь на воле в саду с малиной и старыми яблонями Нику понравилась. Он вспомнил свою дикую природу и весело гонялся по небольшому участку за бабочками и соседскими котами. На даче туалетный домик стоял отдельно в конце участка, куда хозяйка ходила справлять свою нужду несколько раз в день.

Там-то и выбрал Ник свой форпост наблюдения, зло ворча на неё, когда она проходила мимо. Нику нравилась эта игра в охрану, видно пробудившуюся в нем видом заборов, скрипящих дверей и природы – так делали его предки в Германии, верно неся свою службу охраны в лагерях Гитлера. Ник был доволен. Зубы его выросли, голос стал сильным и его рычание приводило в трепет всех близлежащих соседей в старинном дачном поселке.

Хозяин показывался на даче редко – только в выходные, поэтому Ник решил, что в его отсутствие – по его собачьему разумению – он был хозяином. И Ник озверел, не давая проходу хозяйке, которая продолжала кормить выросшую за полгода зверюгу, но без любви, а только по долгу.

Маленькую дочь хозяина Ник не обижал, так как согласно его собачьей диспозиции маленькие люди приравнивались к щенкам – их надо было охранять, но особой воли не давать, поэтому когда Аленка заплыла, по мнению Ника, слишком далеко от берега местной реки, он вытащил её за шкирку из воды, правда прокусив девочке плечо, но это же не от злости, а просто от стараний. Он же не виноват, что шкура у этих людских щенков такая непрочная!